— Нечего, нечего здесь! — сказал он. — Продолжайте!
В наступившей тропической темноте хорошо было видно, как гливеры бесцеремонно раздевают девушку ("Мародеры", — отметил Эпикур) и привязывают ее к какому-то растопыренному дереву. Развели костер, и в темноте засветился красно, раскаляемый на жидком огне, металлический прут.
— А они что, насиловать и не собираются даже, молодчики?поинтересовался Эпикур. — В графе четырехсотой, между прочим, вот что написано: "Особу женского пола, гражданского положения, не называющую своего имени и уличенную в шпионаже, следует отдать солдатам для публичного изнасилования"… Ага, вот: "Не менее семи человек должны участвовать и не более двадцати одного". — Эпикур поднял палец. — Не более!
— А кому охота в такую духоту?!
— Кто спросил про духоту? — поинтересовался Нарцисс.
— Ну, я спросил! — Из темноты выступила фигура, одетая по всем правилам в резину до подбородка.
— Вот ты и проследи, чтобы не более двадцати одного!
— Есть проследить!
Фигура скрылась, и через минуту от костра послышались оживленные голоса:
— Комбинезоны могут снять только насилующие и только на время насилия! Желающих прошу записываться!
— Шило на мыло! — вздохнул Вакси, которому разрешалось, как инвалиду, не носить только правую перчатку.
— Ну, теперь вы! — Эпикур обратил свой взор к долговязому крестьянину. — Имя, социальная принадлежность, вид измены?
— Да неповинен я! Грибы я в лесочке собирал!… - Крестьянин рухнул на колени. — А тут ента детина! — Он указал на кусты, куда уволокли труп десантника. — Пощадите, невиновен я!..
— "Если гражданское лицо утверждает, что оно невиновно, — прочел по справочнику Эпикур, — то дальнейший допрос такового лица нецелесообразен. Оное лицо следует подвергнуть особо изощренной пытке и примитивной казни".
Из темноты выскочил голый улыбающийся гливер. Комбинезон тащился за ним по земле.
— Не сознается, стерва! — весело сообщил он. — А чего-то знает! Когда приступили к насилию, не пикнула даже.
— Вероятно, опытная разведчица! — не открывая глаз, вслух рассудил Нарцисс. — Идите-идите, продолжайте! О результате доложите немедленно!
Вакси исчез за палаткой, откуда послышался треск мотоциклетного движка, фара неприятно замигала. И тут же он выскочил, волоча за собой толстый провод в металлической оплетке.
— Правильно, правильно! Все верно!.. Только смотри, чтобы мы без света не остались! — предупредил Эпикур.
— Да я запасную динамку запустил, от трофейного мотоцикла, не беспокойтесь! — Вакси перекосил свой черный беззубый рот. — Он сейчас песни петь будет, — со вкусом объяснил он, подсоединяя клеммы к рукам и ногам крестьянина, — кто помог бы мне, а то он биться начнет!?
"Пытка током, — записал в своем журнале Эпикур. — Назвать свое имя отказался!" — Ну, теперь вы, молодой человек! Что скажете в свое оправдание?
Краснолицый крепыш, плотно сдвинув чужие каблуки, по-военному дернувшись, отрапортовал:
— Крестьянин села Оли-Луки, зовут Крапин, отец — Урсул Крапин. К партиям не принадлежу. В лесу занимался мелким шпионажем в пользу пряных. Задержан десантом, — он кивнул на кусты. — Оказал пассивное сопротивление.
— Это какое же пассивное? — поинтересовалась Титания.
— Нос разбил… И по зубам тоже… Было… А что у него вся грудь прострелена, так это не я, это он на ветку сам наскочил, а под веткой гриб, а под грибом — мох, а подо мхом осколочная мина…
— По-моему, это очень важные данные, — лениво встрепенулся Нарцисс. Мне кажется, следует связаться с диссертантом. Гляньте, Эпикур, кто у нас защищается в этом месяце по точности допроса в условиях джунглей?!
Эпикур полистал, доставая один за другим, справочники Института. — А, вот, пожалуйста: Симон Р. "Допрос в условиях джунглей, и семантика свободного поиска душевного слова в оперативных условиях". Только он уже защитился вчера, не повезло тебе, парень, с душевным словом.
— А как старался, старался, родимый! — вздохнула Титания.
Она хотела еще что-то добавить, еще посочувственнее, но Вакси вытер пот и гаркнул на весь лес:
— Кончился!
— Почему? — спросил, чуть приподнимаясь, Нарцисс. — Каким образом?
— Сердце было слабое! — объяснил Вакси, разминая затекшие пальцы. Так ничего и не сказал! "Пусти, больно, пусти, больно", будто я и сам не знаю, что ему больно… Еще крикнул, правда, в конце…
— Что крикнул? — спросил Эпикур, и приготовился записать.
— А неразборчиво… Этак горлом. На первый звук гимна похоже!…
— Ну, что же, тут вина невелика, — рассудил Эпикур. — Расстреляем!
— Меня?! — удивился Вакси.
— Зачем тебя? Этого! Ты, кстати, по параграфу шестому слегка виновен! Вот и займись в назидание, пойди и расстреляй!
Вакси перестал мять пальцы и вполне удовлетворенный, подняв свою багровую клешню вверх, растопырил ее викторией.
— Радуешься? — спросил Эпикур. — Чему?
— Работе! — объяснил со стеснительной улыбкой Вакси. — Потому что любая приличная работа ведет к победе. В особенности, если это ратная работа. Военный, так скажем, труд.
— Верно! — согласился Нарцисс, и защищая глаза от света прожектора, прикрыл лицо фуражкой. — Параграф двенадцать "Наука доблести", — прошептал он уже из-под фуражки. — "Ратный труд практически не наказуем, за исключением… — и он уже совершенно неразборчиво, но все так же на память забормотал номера пунктов и подпунктов, положений, распоряжений и сносок, дополняя их свежими поправками и некоторой толикой нецензурных слов, что, впрочем, секретчику не возбранялось.
"Сильно, — подумал Эпикур, перед глазами которого раздваивались, расплывались и множились в темноте строки распахнутых справочников и инструкций. — Действительно, кощунство — проводить допрос без секретчика… Правильно разбудили…"
— Расстрелять! — сказал он устало и захлопнул громко какой-то из томов. — Вот тебе и все душевное слово.
Кто-то из гливеров бросил в костер пригоршню мелкокалиберных патронов, и гильзы, до отказа забитые сырым порохом, стали с громким шипением рваться, разбрасывая во все стороны угли и немного разрушая идиллическую сырую темноту тропического леса.
— Погодите вы, стойте! — зачастил, заголосил пряный. — Я должен заявление важное сделать!
— Я же попросил, кажется! Ну не тяни, Вакси! Что за манера, всегда ты сделаешь торжественную паузу. Расстреляй ты его, и труп куда-нибудь унеси, он же завоняет здесь, рядом с палаткой!..
— У меня дефицитная четвертая группа крови, — сорвавшимся голосом хрипел пряный. — У меня обе почки, как новенькие, с детства пива в рот не брал… Жертвую для пересадки! — и уже совсем охрипнув от ужаса, добавил. — Я чистый медицинский продукт, меня на пересадку кожи можно целиком…
