— Но, но, мой мальчик, не горюйте. Вам остался всего один год, а у меня есть кое-какие сбережения. Вы возьмете у меня взаймы, и все будет улажено…
— Я безмерно благодарен вам, профессор, но не могу принять это благодеяние.
— Почему?
— Вы представляете себе, какой погром предстоит?
— Представляю. Я не досчитаюсь в своих аудиториях пятой части слушателей…
— Так посудите: как я смогу глядеть в глаза двумстам моих товарищей, которые останутся в наступающем учебном году за бортом университета? Меня и так уже кое-кто величает «любимчиком»…
Профессор задумался. Дело, действительно, было слишком серьезно и масштабно, чтобы решить его таким путем. Он отчетливо представил себе трагедию не одного, а сотен Поули, Смитов, Джонсов…
— Но, в самом деле, неужели ничего нельзя предпринять, профессор?
— Что можно было сделать, когда всюду задают тон «медные каски» из Пентагона… Нужно подумать о том, что можно предпринять сейчас. Кое-что я уже пробовал.
— «Фонд Морли»? — Эдвин вопросительно поглядел на профессора.
— Вы угадали. Я говорил с самим Морли. И этот выживший из ума старый денежный мешок сказал мне: «Польза от образования сомнительна, а вред очевиден. Образование — благодатная почва для распространения подрывных идей…» Вот и толкуй с ним.
— А «Национальная студенческая федерация»? А «Ассоциация помощи молодежи и студентам»?
— Под этими вывесками скрываются сети для улавливания душ. Обе организации субсидируются ЦРУ. Это — грязные деньги и их не следует касаться.
— Что же делать?!
…Этот вопрос уже не первый день занимал мысли профессора Моррисона, даже сейчас, когда он продолжал играть в бридж, а Эдвин клевал носом у стойки. Первая партия была сыграна и, пока пересдавались карты, разговор зашел о «методе Монте-Карло», получившем широкое применение в промышленности. Всем был известен вклад профессора Моррисона в разработку этого метода.
— А ведь крестной матерью этого чуда современной математической мысли была самая банальная игра в кости, — заметил один из студентов.
— Отсюда мораль: и азартные игры на что-нибудь годятся, — философски заметил другой, тасуя колоду.
— А! — сказал вдруг профессор и пристально поглядел на говорящего. Лицо его вдруг как бы осветилось изнутри, но взгляд стал отсутствующим, видимо, мысль лихорадочно работала в каком-то направлении, не относящемся к картам. Он допустил несколько грубых просчетов в игре.
— Ай, ай, профессор, я вас не узнаю! — сказал студент Филлипс, стоявший за его спиной.
— Что? Ах, да… — профессор словно очнулся. Он поглядел на часы, потом обернулся к Филлипсу. — Вы следили за ходами с самого начала, может быть, замените меня? Друзья, я думаю вы не будете возражать, я забыл об одном неотложном деле…
Профессор поднялся и подошел к Поули.
— Пойдемте, Эд…
Они вышли в парк и уселись на скамье под деревом.
— Ну, вот, — с довольным видом сказал Моррисон. — Думаю, что нашел…
— Что?
— Где и у кого взять деньги.
Хмель сразу слетел со студента.
— Вы серьезно? У кого же?
— У тех, кому они не нужны, кто бросает их на ветер за зелеными столами. У богатых бездельников, которым не терпится отделаться от своих долларов, и у грабительского игорного бизнеса.
— Каким образом?
— Вы, вероятно, не слышали, как один из моих партнеров за столом сказал: «И азартные игры на что-нибудь пригодны». Эта фраза явилась катализатором для моих мыслей, направленных уже который день на решение известной вам задачи. Это было как откровение, как яркая вспышка во тьме. Слушайте внимательно…
— Я слушаю, слушаю! — воскликнул Эдвин.
— Прошлым летом я решил прокатиться в Лас-Азартас, где процветает рулетка. Причем, не для развлечения, я в то время работал над вариантом «метода Монте-Карло». Вы, конечно, знаете, что с точки зрения кибернетики все игры можно разбить на два класса: с полной и неполной информацией. В играх с полной информацией каждый игрок при каждом ходе знает результаты всех предыдущих ходов. Эти игры, опять-таки, можно разделить на две категории — неслучайные и случайные. К первым относятся шахматы, здесь все основано на строгом расчете, искусстве и уменье. Рулетка целиком основана на случае и потому до последнего времени считалось, что вывести систему, с помощью которой удалось бы играть в рулетку без проигрыша, — невозможно. Но это неверно: шансы сторон в большом игорном доме в высшей степени постоянны и предсказуемы. Нужно только накопить достаточное количество числовой информации и последовательности выхода номеров. На основе этой информации строится оптимальная тактическая схема, гарантирующая выигрыш и страхующая игрока от капризов случая.
…Профессор Моррисон после посещения казино убедился, что за месяц он не соберет нужного количества информации. И тут на помощь математику пришел случай.
Каждый вечер за игорный стол садился один из пресловутых маньяков, пытающихся вывести систему, потертый, облезлый старичок. Ставил он редко, играл по мелочи, но каждый удар заносил на отдельную карточку, стопка которых высилась перед ним на столе.
Моррисон поинтересовался у администратора зала, что это за субъект?
— О, это был когда-то очень богатый человек, — сообщил словоохотливый администратор. — За этим столом он спустил огромное состояние, а также деньги за замок и земли у себя на родине, в Швейцарии. Семьи у него нет, но кто-то, вероятно, из родных поддерживает его — очень скудно, ровно настолько, чтобы старик не умер с голоду. Из этих средств он ежедневно выкраивает несколько долларов на игру. Мы терпим его, как реликвию, ведь он в течение восьми лет составляет принадлежность этого стола. О, боже, толстенький администратор поднял глаза к небу, — он хочет вывести систему! Но ведь это химера!
Потом Моррисон познакомился с этим стариком, и тот доверительно сообщил, что его система уже готова, через два дня он покажет ее в действии…
— Почему через два? — спросил профессор.
— Сейчас я мобилизую все средства для удара, который потрясет до основания Лас-Азартас и вернет мне сторицей все оставленное здесь, сказал швейцарец. — Я угощу вас княжеским ужином.
Через два дня он действительно явился с какой-то таблицей и полусотней долларов. В какой-нибудь час он проигрался в лоск. Угощать ужином пришлось Моррисону, и он последовал за стариком потому, что тот был, в самом деле, как одержимый — заговаривался, голова и руки тряслись. Моррисон проводил его домой: в комнате с голыми стенами не было ничего, кроме железной койки и огромного количества карточек — результата восьмилетних бдений за рулеточным столом.
