- А ну, положь самострел, - взрычал я, садясь на край покрывала и придвигая к себе мешок.
Росинка аккуратно положила в сторону арбалет и чуть обиженно сказала:
- Еще тятя меня учил с ним управляться.
Я пропустил это мимо ушей и, развязав мешок, заглянул в него, раздумывая, что из съестного достать из него, чтобы, с одной стороны, не очень шокировать Росинку незнакомыми блюдами, а с другой стороны, чтоб не остаться голодным.
Первым делом я извлек на свет божий половинку еще горячего "орловского".
- Хлебушек! - радостно воскликнула Росинка и расширила ноздри своего изящного носика.
Я немного подумал и достал четверть с холодным квасом. Росинка никак не среагировала, продолжая исподтишка смотреть на хлеб.
Я достал большой кусок баночной ветчины, тут же узнав, что здесь ее называют солониной, на что тактично промолчал, хотя и пожалел, что не достал буженины.
Тут до меня дошло, что Росинка не притронется к еде, хотя бы потому, что не приготовила ее (то есть сервировала стол), и будет до конца мучиться, глотая слюни, так как у них, видимо, не принято вмешиваться в раздел пищи (это дело старшего), мне тут же стало стыдно за свою дремучесть, и я мгновенно извлек из мешка огромное румяное яблоко и протянул его бедняжке, которая с трепетом взяла его, видимо, впервые увидав такой крупный и, видимо, ранний экземпляр, и бережно положила его перед собой на покрывало.
- Ешь! - приказал ей я, и она послушно взяла его ручкой и элегантно надкусила.
- Трескай на здоровье! - подбодрил я ее и, достав из мешка еще большее яблоко, положил его перед собой. - У меня еще есть!
Только после этого она довольно энергично, но без жадности, стала его поедать, а я смог спокойно продолжить добывать из мешка снедь.
Немного подумав, я достал пару свежих огурцов, пару яиц (предварительно сваренных), мешочек с солью и две глиняные кружки.
К этому времени яблоко у Росинки кончилось, и она, аккуратно облизнувшись, скромно потупив глазки, сказала:
- Благодарствую, - и, немного помолчав, добавила:
- Я никогда не ела таких вкусных яблок!
И с уважением посмотрела на меня.
Я разломил хлеб, отдав меньший кусок ей (так положено), после чего откупорил бутыль и налил в кружки квас, который зашипел и запенился, разломил кусок ветчины (здесь я уже постарался и разделил поровну) и, развязав тесемку на мешочке с солью, объявил:
- Кушать подано! - И добавил. - Если все не съешь, утоплю в реке, предварительно изрубив на мелкие части и задушив собственными руками!
Я первым начал трапезу.
Росинка ела аккуратно и, если хотите, вполне интеллигентно.
Да, да, именно так! Потому что, как я не раз замечал, именно в исконно простых, но порядочных семьях дух интеллигентности не то чтобы витает в воздухе, а присущ всему, что окружает в быту эти семьи, и все, что делается в этих семьях.
Но самое главное, как это делалось, говорило за то, что интеллигентность возникла не в результате полученного извне образования, а от внутреннего такта и уважения к окружающим и, в первую очередь, от уважения к самому себе, и не в том смысле, в котором мы привыкли в нашей действительности, а в том, что уважающий себя человек никогда и ни при каких обстоятельствах не допустит со своей стороны неуважения к другим, и не на словах, как это принято у нас, а именно на деле.
Раньше это называлось "жить по правде", где под правдой подразумевался древний закон, которого человек непременно придерживался в повседневной жизни, даже когда его и никто в этом не контролировал. Сейчас про таких говорят, что они живут по совести, и как мне кажется, именно это определяет в человеке присутствие интеллигентности, а не классовая принадлежность, тем более интеллигенция вышла отнюдь не из дворянства, и если вспомнить, что понятие "интеллигент" появилось именно в России, то тогда станет понятно, почему простая русская девушка в своей наивной простоте мне виделась более интеллигентной, чем окружающие нас эрзац-эмансипированные особы, для которых нет ничего святого, кроме как утереть нос своим ближайшим подружкам в области потребления и обладания.
А если уж до конца быть правдивыми, то что истинно русского осталось в наших современных женщинах, кроме фамилий и отметок в паспортах? Злые все, как собаки, а ведь именно доброта отличала в лучшую сторону русскую женщину от остального сучьего племени! (Женщин других национальностей, обладающих добротой, я автоматически приравниваю к исконно русским женщинам). (P. S. Ох, и получишь ты по мордам, не меньше автора "Сатанинских стихов"!).
Росинка пригубила квасу, и от неожиданности закашлялась. Я засмеялся:
- Это же обыкновенный квас!
Бедняжка виновато замотала головой и пропищала:
- В носу щиплет, - после чего отодвинула от себя кружку.
- Пей, маленькая, не бойся, - настаивал я, но видя, что она ни в какую, добавил: - Этот квас не такой хмельной, как у вас, а что щиплет, то пообвыкнешься.
Росинка с недоверием посмотрела на меня, но все же взяла кружку и осторожно отпила из нее.
В этот раз, видно, у нее получилось, и она, улыбнувшись, сообщила мне свое мнение:
- От нашего кваса с такой кружки одуреешь, а уж спать свалишься, как убитая.
Когда с едой было покончено (Росинка аккуратно собрала каждую крошку хлеба), я решил ее побаловать и достал из мешка апельсин, банан и персик.
Пока она кушала персик, я почистил ей банан, а пока она ела его, я очистил апельсин.
После апельсина Росинка долго облизывалась, как заправская кошка, (думаете, так легко первый раз в жизни есть спелый персик и этот бестолковый брызгающийся мандарин), но заметив, что это меня потешает, а может, и из патриотизма, сообщила мне, что ее папаня рассказывал, что едал такие штучки, бывая проездом в Царьграде.
На что я ответил порцией пломбира в вафельном стаканчике, который немедленно был продегустирован до основания, после чего было еще более продолжительное облизывание, и в отместку было сообщено, что в городище делают мороженое не хуже этого, на что мне пришлось прибегнуть к недозволенному приему и выдать пастилу в шоколаде "Сластену", после которой облизывались уже и руки, но все же продолжались попытки повесить мне на уши лапшу, про какие-то несчастные крендельки с орехами, засахаренными в меду, отчего я окончательно вышел из себя и вдарил целой пачкой заморской мятной гаммы с сиропом "Бруклин". (Не забыв, естественно, объяснить, что ее надо жевать, а не глотать), после чего была открыта банка с Кокой, и только тогда у Росинки по-моему, просто иссякли последние силы, и она вяло дожевывала последний кубик жвачки и с нескрываемым удивлением вертела в руках пустую банку, видимо, никак не сосредоточившись по поводу определения её места в хозяйстве.
