— Левия, — повторил он и понял, что слова звучали в его мозгу, вслух он не мог сказать ничего. Терехов напряг мышцы груди и заставил воздух, сохранившийся в легких, протиснуться сквозь трахею и гортань, из горла вырвался хрип, и это было пока все, на что он оказался способен.
Но это движение запустило жизненные процессы в организме, и он почувствовал, как сердце с усилием, будто тяжелый состав, тронувшийся с места, тихо расширилось и сжалось, и опять расширилось, и снова сжалось, первый удар, второй, и еще, на лице Жанны появилось счастливое выражение, она закусила губу, а потом упала Терехову на грудь и разрыдалась так громко, что, казалось, звуки заполнили комнату без остатка, и весь мир, и воздух плакал тоже, потому что на лице Терехов ощутил неизвестно откуда взявшуюся влагу — может, это было его собственные слезы, может, и он тоже плакал, потому что понял: совсем недавно был мертвым, а теперь опять живой.
— Левия, — произнес он.
Имя действительно прозвучало, а не только подумалось, Жанна услышала, она обнимала Терехова, гладила его щеки, трогала его волосы, будто не могла поверить, что он вернулся.
— Ты ее видел? — спросила Жанна, Терехов задумался и ответил честно:
— Нет, но я теперь знаю…
Он замолчал и задумался над тем, какое знание вынес из мира, где побывал и где был собой, таким, каков он на самом деле.
— Холодно, — сказал он, и Жанна принялась застегивать рубашку на его груди, но холодно ему было вовсе не поэтому, холод пространства и звездный жар еще не перемешались в его сознании и существовали отдельно, холод был внизу, в ногах, а жар вверху, в голове.
— Жарко, — сказал он.
Он попытался подняться, но Жанна сказала «лежи, пожалуйста, лежи, не двигайся», и Терехов послушно опустился на подушку. Все прошло, он чувствовал себя нормально, и воспоминания о собственной смерти быстро стерлись, как стирается из памяти дурной сон, стоит лишь проснуться и увидеть потолок над головой, и солнечный луч, прорезавший воздух от окна к дивану.
Терехов понял, что сейчас — через минуту, а то и раньше, — он забудет все, что видел, узнал и понял, он уже забыл имя, которое только что произнес. Кого он звал сейчас?
— Жанна, — позвал он, — Жанночка, что со мной было?
— Лежи, — повторила Жанна, — сейчас приедет «скорая», Лида ждет на улице, чтобы не искали.
— Не нужно «скорую», я прекрасно себя чувствую, — сказал Терехов и сел. — Честно, — сказал он, — со мной все нормально. Я должен записать, иначе забуду.
Он забыл. Что-то случилось с ним, что-то очень необычное, он побывал… где? Терехов не помнил. Потерял сознание — да. Очнулся на диване, увидел над собой лицо Жанны. Что происходило между этими моментами?
— Долго я… — спросил он, — долго меня не было?
— У тебя ничего не болит? — спрашивала Жанна. — Сердце? В груди? Голова?
— Ничего, — нетерпеливо сказал он.
В прихожую кто-то вломился без звонка, вошла Лидия Марковна, за ней двое в белых халатах, у одного в руке был чемоданчик, а второй — врач — подошел к Терехову и, властно уложив его на спину, внимательно вгляделся в лицо, ткнул холодное дуло стетоскопа под сосок. Терехов не знал, что сказала врачу Лидия Марковна, но ожидал он, похоже, увидеть труп.
— Ритм нормальный, — недовольно сообщил врач, — и наполнение вполне приличное. Сделаем кардиограмму, на всякий случай, лично я не думаю, что это так уж необходимо.
Минуты через три, сворачивая провода, он похлопал Терехова по груди и сказал:
— Жить будете. Может быть, даже долго. И вообще, скажите мне, пожалуйста, почему народ в последнее время пошел такой пуганый? Чуть что — скорую. Перед вами вызов был — мужик с табурета сверзился и решил, что сломал ногу. На самом деле даже растяжения не оказалось — просто испугался.
— Человек был совсем без сознания! — воскликнула Лидия Марковна. — О чем вы говорите? Сердце не билось, и не дышал он!
— Да? — нарочито удивился врач и сделал санитару знак — сматывайся, мол, а я сейчас, только бумагу заполню. Он присел за стол, быстро вписал в бланк какие-то термины, потребовал паспорт, у Терехова паспорта не оказалось, и Жанна достала свой.
— А ваш-то мне зачем? — удивился врач и вписал тереховские данные с его слов. Оставил бумагу на столе и исчез, бормоча под нос ругательства, а может, напевая песенку, без которой дежурство казалось ему пресным, как вода в стоячем болоте.
Терехов встал и со стеснением (кого он, собственно, стеснялся? Лидии Марковны? Она на него не смотрела, внимательно изучала оставленный врачом эпикриз) заправил в брюки рубашку.
— Дженни, — сказал он, опустившись перед ней на колени, — пожалуйста, не нужно плакать. Ничего не случилось. Пожалуйста…
— Да-да, — сказала она. — Просто… Такое уже было дважды. С Эдиком.
— Вот как? — сказал Терехов. — Давно?
— Нет… Зимой… И недели три назад. А сколько раз в мое отсутствие — не знаю. Сидел, как ты сейчас, перед компьютером, и вдруг…
Терехов вспомнил: да, он смотрел на экран, вызвал какую-то программу, а дальше… Провал.
— Пойду, — сказала Лидия Марковна. — Жанночка, ты гостя не отпускай. Тут написано, что он здоров, но так не бывает, чтобы только что был мертвый, а через минуту выздоровел. Владимиру Эрнстовичу полежать надо.
* * *
— А теперь рассказывай, — сказала Жанна, когда за Лидией Марковной закрылась дверь. — Что ты чувствовал?
— Не помню, — с досадой проговорил Терехов. — Когда пришел в себя, помнил. И забыл. Как сон. Я всегда помню сны, когда просыпаюсь. И всегда забываю через минуту.
— Даже ощущения?
— Ощущения… Ты сказала, что с твоим мужем это случалось дважды. Может, он что-то запомнил? Это его программа, он должен был знать…
— Да, — сказала Жанна. — Эдик помнил все. Так он говорил. Но не рассказывал, что именно он помнил.
— У меня двойственное ощущение, — медленно произнес Терехов. — Одно — будто это действительно был сон, яркий, но обычный, когда знаешь, что происходящее нереально, и понимаешь, что проснешься и все исчезнет… И другое — будто произошло самое важное в жизни. Мир изменился, понимаешь? Ты читала «Розу мира» Андреева?
— Да, — сказала Жанна. — Никакого впечатления. И Эдик тоже от «Розы мира» не тащился.
— Дженни, я не о том, что в книге написано, а о том, какое впечатление увиденное произвело на автора! Перерождение, понимаешь?
Жанна обошла стол, встала у Терехова за спиной, положила ладони ему на затылок, начала медленно массировать большими пальцами затылочные доли, и Терехов успокоился, его перестала бить дрожь, глаза сами собой закрылись, он застыл, отдавшись ощущению покоя.
