Она рассеяно кивнула, размышляя над чем-то.
— Да. Не знаешь, зачем он это сделал?
Пришла пора врать.
— Не имею понятия, сегодня с ним встречался, он ничего не говорил. Ты думаешь, что он замешан?
— Да, я отослала запрос на его арест, — улыбнулась Пальчики, и Рэм сжался, как взведенная пружина.
— На арест Славея? Славея Мада? — процедил он.
— Глупый вопрос, Рэм. У тебя много подозреваемых неожиданно гибли на допросе за последние дни? — Пальчики оглянулась. — У тебя совсем негде присесть, Рэм.
— Я не принимаю посетителей, — ядовито ответил он. — Почему ты мне ничего не сказала?
Пальчики перестала улыбаться, и очень спокойно, даже холодно, посмотрела ему в глаза:
— Ты не можешь быть объективным, когда дело касается твоих знакомых.
— О! — хотелось заорать, но Рэм сдержался. — А ты, конечно, объективна, когда дело касается моих знакомых?
— Я знала, что тебе это не понравится, — Пальчики изящно села на краешек стола. — Но вернемся к работе, хорошо? Мада доставили на второй этаж, и мы можем уже сейчас начать допрос. Вместе, раз уж ты думаешь, что можешь быть объективным.
В другой момент Рэм бы оценил всю грацию ее движений, но сейчас ему хотелось встать и швырнуть в дознавательницу креслом. Ладони вспотели от злости, и он рывком опустил руки на колени.
И только потом до него дошло.
— Его уже взяли? — удивился Рэм.
— Да, недалеко от твоего квартала. Кстати, удивлена, что ты не видел моего запроса ночью. Обычно ты к работе относишься более ответственно, — с намеком произнесла Пальчики, ловко соскользнула со стола и направилась к выходу.
Она знает. Знает, что Рэм хотел отпустить Славея.
— Мне пришел ответ от Прокхатского филиала. Врач, лечивший нашего охранника, найден мертвым, — сказал ей в спину Рэм. — Они изолировали всю клинику и ведут допросы, но все сводится к тому, что медика убили по заказу.
— Ожидаемо, — повернулась она к нему.
— И я узнал, что Болвара видели беседующим с каким-то аристократишкой с Нуслайта. Род Малахинов тебе ничего не говорит?
Рэм был готов говорить о чем угодно, но только не о Славее. Даже думать о судьбе приятеля не хотелось. Может быть, если он наведет Пальчики на другой след, она отстанет от Мада?
— Нет, — без интереса произнесла Пальчики и опять двинулась к выходу. У самой двери она остановилась и бросила:
— Пятнадцатый кабинет. Приходи.
Створки скользнули на место.
Рэм несколько минут сидел неподвижно, размышляя над сложившейся ситуацией. Было безумно горько и больно. Попавшему в руки Пальчиков помилования ждать не следует. Тем более человеку, прошедшему модификацию.
Но зачем Славей это сделал? Зачем связался с Медикариумом?! Неужели догадывался о таком финале? Неужели готовился?
Проклятье, вдруг Славей и впрямь убил Бэллу? Но как такое может быть?
Собравшись с силами, Консворт проверил отчеты. Люди Дэвианта все еще не нашли супругов Малахинов. И это значило, что благородные доры с Нуслайта (между прочим родины Огара) бросились в бега. То есть, возможно, это зацепка. Серьезная, настоящая.
Пальчики он в известность не поставил. У нее, видимо, свои цели. Свои теории. Зачем ей мешать. Пусть лижет задницу Раберсам, ножки раздвигает перед их племянником, или кем там. Каждый зарабатывает так, как умеет.
А вот Славея надо как-то выручать. Но не единой мысли на эту тему в голове у Рэма не было. Приятель влип по уши…
Тяжело вздохнув, Консворт отправился вниз, в пятнадцатую камеру.
Славей Мад сидел там, где никогда прежде не оказывался; там, где выли от боли, мучались и подписывали признания десятки, сотни, тысячи несчастных, над которыми он работал. Дичайшая рокировка.
Руки толстяка покоились в захватах стола, отчего казалось, будто приятель пытается лечь на него грудью.
Пальчики сидела напротив подозреваемого, и лениво делала себе маникюр, оправдывая прозвище. Ее любимое занятие при допросе.
Когда Рэм вошел, Славей поднял голову и с отчаянной надеждой посмотрел ему в глаза.
— Рэм… Я не виноват, правда! Я не виноват! Я действительно задремал тогда! Я ничего не знаю!
Консворт кивнул ему и отвел взгляд:
— Сейчас разберемся, Славей.
— И как, позволь узнать? — вмешалась Пальчики. — Как ты планируешь допрашивать человека, который не чувствует боли?
— А ты не умеешь иначе, да? — окрысился Рэм.
— Я умею по всякому, — улыбнулась она, и вновь углубилась в маникюр. — Задавай свои вопросы, а я послушаю. Может, и научишь меня, дурочку, как надо работать.
Рэм огляделся. В маленькой, ослепительно белой камере места для еще одного стула, разумеется, не нашлось. Ну, ничего, можно и постоять.
— Ты убил Бэллу? — в лоб спросил он у приятеля, и толстяк тут же замотал головой. Презрительно фыркнула Пальчики.
— Я клянусь, Рэм. Меня разморило, и я прикорнул. Когда проснулся — она уже была холодная! Клянусь, Рэм! Прочитайте меня! Вы все поймете!
— Читающие потратят на чтение твоего паршивого мозга не меньше месяца, и не факт, что вообще найдут нужную нам информацию, — вмешалась Пальчики, и бросила на толстяка мрачный взгляд. — И ты прекрасно это знаешь. У нас нет ни времени, ни ресурсов. Так что рассказывай, кто приказал тебе убить подозреваемую!
— Никто не приказывал, поверьте! Я умоляю вас, поверьте! Я просто уснул! — заныл Славей.
— Зачем ты пошел на модификацию? — задал волнующий его вопрос Рэм.
Толстяк захныкал, жалостливо шмыгнул носом:
— У меня опухоль в голове, Рэм! Я уже умираю! Жрецы не могут ничего с ней сделать. И они дали мне не больше года! Я не хочу жить в боли, понимаешь? Только поэтому и пошел! Я же не знал, что случится это все… Не знал!
Консворт опешил, бросил взгляд на Пальчики, а та лениво кивнула:
— Да, там была отметка о причине. Но мне ее недостаточно.
— Ты совсем охренела что ли? — взбесился Рэм.
— Спокойнее! — встретила она его взгляд, играя пилкой. — Выбирай выражения. Я думала, что мы с тобой договорились!
— Модификация у смертельно больных типичное дело. Зачем ты его взяла вообще?
Славей притих, с надеждой слушая перепалку.
— Мы потом это обсудим. Займись подозреваемым! — огрызнулась Пальчики.
— Выйдем, — прошипел ей Рэм и, не дожидаясь ответа, вышел в коридор.
И как только за женщиной закрылась дверь, он сказал:
— Ты ведь знаешь, что допрос не имеет смысла. Что тебе нужно? Что ты хочешь доказать?
— Только истину, Рэм. Ничего кроме истины, — нежно улыбнулась она. Консворту неожиданно захотелось развернуть ее, прислонить к стене, сорвать с нее юбку и изнасиловать сучку прямо здесь.
