— Ты ведь знаешь, что допрос не имеет смысла. Что тебе нужно? Что ты хочешь доказать?
— Только истину, Рэм. Ничего кроме истины, — нежно улыбнулась она. Консворту неожиданно захотелось развернуть ее, прислонить к стене, сорвать с нее юбку и изнасиловать сучку прямо здесь.
— Я понимаю, что факты не на стороне Славея, но какой у него мотив, сама подумай? — он отступил на шаг назад.
— Деньги, Рэм, — вкрадчиво произнесла она. — Подумай, откуда у него деньги на операцию? Модификация стоит недешево, сам знаешь, а жалование братьев Кнута невысокое. Но он же себе ее позволил. Значит, ему заплатили. Кто? Зачем? Вот какие вопросы надо ему задавать! А не "Ты убил Бэлу?"! Но, не волнуйся, сейчас мы все узнаем. Я ведь говорила тебе про шлюх?
Пальчики посмотрела на что-то за его спиной, и Рэм обернулся.
— Тебе лучше успокоиться, Рэм. Я понимаю твое состояние, но уже ничего не поделаешь. Нам нужен результат, и чем скорее, тем лучше! — Пальчики положила руку ему на плечо, но Консворт с омерзением ее сбросил.
По коридору, мимо высоких окон, к ним приближалась небольшая процессия. Первым шел лысый жрец Ксеноруса, прячущий руки в рукавах зеленого балахона. Следом за ним вышагивал рослый, широкоплечий красавец с брутальным видом и белозубой улыбкой. А рядом с ним…
Рэм обомлел. Такой красоты он не видел никогда в жизни. Весь мир в одну секунду сузился, и во вселенной осталась только эта стройная брюнетка в весьма откровенном наряде. Все естество Консворта взвыло о желании хотя бы дотронуться до столь прекрасного создания.
Во рту пересохло. Дознаватель хлопнул по карману с пилюлями, вытащил пузырек наружу.
— А вот и шлюхи… Хороши, правда? — как сквозь туман донесся ехидный голос Пальчиков. Консворт отсыпал себе две пилюли и с трудом их заглотил. Последняя встала комом в горле, и это хоть немного заставило прийти в себя.
Шлюхи Храмов — это прекрасные с виду и ужасные по натуре порождения магии и биохимии. Недавнее веянье проклятых извращенцев. Чем больше в мире становится людей, прибегающих к модификации, тем чаще приходится обращаться к столь омерзительным методам.
Не отводя взгляда от соблазнительных изгибов едва скрытого платьем тела, Рэм сказал:
— Почему они здесь?
— Как иначе ты предлагаешь узнать истину, Рэм?
Консворт смог оторвать взгляд от красавицы.
— Он же умрет!
— Тебя это только сейчас стало смущать, Рэм? — тихо сказала Пальчики. — Только сейчас? А сколько твоих подозреваемых погибло под пытками? Сколько трупов на твоей совести? Скольких ты потом заставил себе служить, после смерти? Хотя о чем я. Ты же не пытаешь, ты только задаешь вопросы, верно?
— Я должен поговорить с Гатаром. Это слишком, Эмма!
Впервые за много лет он назвал ее по имени.
— У нас нет времени, Рэм. Мы должны спешить. Императору нужны ответы, понимаешь?
— Я поговорю с Гатаром! Не начинайте без меня!
Рэм зашагал по коридору, стараясь не смотреть на процессию. Потупив взор, словно застенчивый школьник при виде первой красавицы из старших классов.
Не повезло. Едва он поравнялся с ними, как четвертый спутник окликнул его:
— Дор Консворт?
Процессия остановилась, и Рэм моментально вспотел, несмотря на то, что пилюли уже подействовали, и по телу пошли успокаивающей волны. Близость к красавице оказалась сильнее химии.
— Да… — хрипло сказал Рэм. Поднял глаза и столкнулся со жгучим взглядом брюнетки. Черные брови, темные глаза, полные, чувственные губы, за которыми блеснул перламутр зубов. Очаровательное утонченное личико в обрамлении пышных волос. От запаха ее духов закружилась голова.
— Я из службы охраны императора. Мои люди будут ожидать вас на выходе из Дома. Не пугайтесь, когда они к вам подойдут, — сказал ее невзрачный спутник.
— Простите? — вяло произнес Консворт. Красавица обворожительно улыбнулась, и кончиком язычка коснулась уголка рта. Сердце дознавателя ухнуло. В штанах стало тесно. Адова канитель…
Он никого в жизни так не хотел. Что это? Магия?
— Мы не можем держать столь ценных людей без охраны, — терпеливо пояснил мужчина. — Я выделил вам телохранителей. Они ждут вас внизу.
— Мне нужно идти, — Рэм отвернулся и торопливо пошел прочь, чувствуя, как жгут его спину удивленные взгляды.
Пока он шел к лифту, то успел проклясть себя раз двадцать, не меньше. Там, за спиной, его приятеля собирались отдать морту-шлюхе. Сжечь его жизнь зазря. Ведь Славей не виновен, это очевидно.
Но, адова канитель, какая-то часть Рэма завидовала приятелю. Ведь его наверняка будет пытать эта красотка. И он сможет коснуться ее грудей, пробежаться пальцами по соскам, по ее тонкой талии, по попке. И войти в нее…
Рэм отвесил себе пощечину, чем вызвал удивленные взгляды постовых у лифта. Но в голове немного прояснилось.
Пытки шлюх — это ни с чем несравнимое блаженство. Порождения Храмов узнают правду через секс. Что-то они выделяют в процессе, какой-то токсин, яд, который приводит жертву в состояние дикого экстаза, и та готова отвечать на любые вопросы. Рассказывать о самых мерзких своих делах, мыслях, желаниях. Обо всем.
Но после пытки приходит смерть. Необратимая.
Гатар должен остановить это. Славей — один из его подчиненных! Нельзя так со своими! Должен быть другой выход! Мад ничего не знает! И его еще не поздно спасти. Да, можно запереть, на время. На сутки. За это время они наверняка найдут что-то свежее, что-то новое. Что отведет подозрения от Славея.
— Нет, — сказал Бонз. Он восседал на своем привычном месте, и сразу обрушил все надежды Рэма.
— Но…
— Нет. Право Инсигнии.
— У меня тоже есть Инсигния!
— Рэм, мальчик мой, — равнодушно проговорил транслятор, несмотря на всю печаль на лице старика. — Я ничего не могу сделать. Эмма назначила допрос, Эмма его и отменит, если будет надобность. Я не просто так выдал две Инсигнии.
— Но он не виновен! Я знаю Славея много лет!
— Нет. Я устал, мальчик мой. Прости, но ничего нельзя сделать. И я больше не хочу разговаривать на эту тему. У тебя все?
Рэм ничего не ответил. Молча развернулся и вышел из покоев Верховного Дознавателя.
В лифте его настигло сообщение от Пальчиков, скинутое на коммуникатор.
"Семнадцатый кабинет" — гласили равнодушные буквы, и Рэм смирился. Уже ничего не поделаешь. Можно, конечно, ворваться в камеру, убить всех, кого успеет, и сдохнуть на месте. Но какой в этом смысл? Единственное, что ему осталось, это порадоваться за Славея. Вряд ли он когда-нибудь в жизни испытывал то, к чему его сейчас готовили.
