— Мы идем правильной дорогой, — говорит он уверенно. — И, я думаю, скоро будем иметь солидные аргументы. Вот тогда и выступим.
Но аргументы упорно не появляются, а Ридану, совершенно неожиданно для него самого, приходится заговорить.
Однажды он получает приглашение на собрание столичных врачей, посвященное смотру последних достижений отечественной медицины. Ридан отправляется, надеясь выловить в сообщениях врачей что-нибудь полезное для себя, какие-нибудь намеки на «аргументы».
Он сидит в публике и внимательно слушает. Общий вступительный доклад подводит итоги деятельности здравоохранения в стране. Они замечательны, эти итоги, они способны переполнить гордостью сердце каждого советского гражданина. Докладчик показывает диаграммы. Вот как расширяется медицинская помощь населению: на громадной территории Союза уже нет такого уголка, где бы не было, по крайней мере, медицинского пункта. Ни одна страна в мире не тратит столько средств на охрану здоровья людей. Вот армия, оберегающая здоровье. Вот санатории, больницы, дома отдыха, грандиозная сеть детских учреждений: нет ребенка, за развитием которого не следил бы врач. Это материальные предпосылки. А вот результаты. Докладчик с палочкой-указкой устремляется к новой серии диаграмм. Сокращается количество заболеваний. Круто падает черная линия смертности. Взвивается вверх кривая здорового, крепкого потомства…
Зал аплодирует. Аплодирует и Ридан.
Начинаются выступления специалистов различных отраслей медицины. Говорят о новых приемах лечения, о новых лекарствах, новых операциях. Ридан недоволен. Все это частности, мелочи, обычное во всяком деле совершенствование старого. Ничего принципиально нового. Общие теоретические вопросы медицины никем не затрагиваются.
На трибуну выходит один из ортодоксов — автор прошлогодней статьи против новых идей Ридана. Это интересно…
Он говорит долго. Замечательные диаграммы, которые демонстрировались здесь, убеждают его в том, что «здравоохранение на верном пути: оно быстро использует все достижения теории медицины».
Этого не может выдержать Ридан.
— Такой теории нет! — громко восклицает он.
В зале начинается оживление, шум. Публика, узнав Ридана, просит дать ему слово. Через несколько минут он уже на трибуне.
— Признаюсь, — медленно говорит он в напряженной тишине, — я не ожидал, что столь авторитетные представители медицинской науки найдут возможным спрятаться от важных принципиальных вопросов теории за общие победы здравоохранения. Это в основном не наши победы товарищи. Здравоохранение — далеко не одна только медицина. Эти победы принадлежат социализму. Улучшение условий труда, питания, жилищ, отдыха, лечебной помощи и так далее, — вот что, а не развитие самой медицинской теории привело к этим победам…
— Неверно!.. Мы лечим людей! — обиженно выкрикивает кто-то.
— Мы лечим людей уже тысячи лет. И во многих случаях хорошо лечим. Я говорю о том, что если линия здоровья в нашей стране за последнюю четверть века пошла круто вверх, то это случилось совсем не потому, что наша врачебная наука одержала какие-то серьезные теоретические победы за это время. Наоборот, я утверждаю, что она сильно отстает в своем развитии от других наук!
С блестящей эрудицией Ридан доказывает это интересными фактами, сравнениями. И в каждом новом слове трепещет его живая, собственная мысль, — чего так не хватало его предшественнику на трибуне.
— Будем откровенны, товарищи. Разве, приступая к лечению больного мы бываем когда-нибудь твердо уверены в том, что мы его вылечим? Лучшие люди страны преждевременно уходят от нас несмотря на то, что все средства, все силы медицины мобилизуются на их спасение. В чем тут дело? Да в том, что мы не имеем правильного представления о самом существе тех процессов, которые происходят в больном организме…
Ридан увлекается, становится все более резким. Может быть, более резким, чем следовало бы сейчас.
Но это его стиль — ничего не сглаживать, не прятать, наоборот, выпячивать все острые углы.
Все слушают с волнением. Почти каждая его мысль вызывает движение в зале — одни возмущаются, другие аплодируют.
— Разве это не так? — продолжает Ридан. — Разве мы знаем, что такое ревматизм? Или многие кожные, нервные, «конституциональные» болезни? Не знаем! А лечим и вылечиваем. Но разве это наука? Так лечились и дикари, которые во многих случаях прекрасно знали, что надо делать при появлении определенных признаков болезни. От них и мы кое-чему научились, например применению хинина, нашего основного средства против малярии. Так лечатся и животные: собаки жуют траву…
Крики возмущения снова сливаются с аплодисментами.
— Многим это горько слышать, — серьезно говорит Ридан. — Но эта горечь, я убежден, нам сейчас полезнее, чем сладкие звуки победных литавр. Именно об этом надо говорить. Медицина издавна привыкла, чтобы о ее тайнах не говорили вслух или на общепонятном языке. Может быть и это сыграло роль в ее отставании…
Недавно один мой знакомый пациент проделал интересную работу. Заболев сильнейшим насморком, он пошел по врачам и начал записывать советы, которые они ему давали. Получилась недурная коллекция методов лечения. Разрешите огласить. Четыре врача рекомендовали капли в нос и дали четыре разных рецепта этих капель. Затем идут: вдувание борной кислоты, приемы аспирина внутрь, прогревание синим светом, горчичные ванны для ног. Узнав из газет о новом, радикальном способе лечения насморка — втиранием змеиного яда в ладонь руки, больной обратился к известному ларингологу, который дал ему лучший совет: не тратить времени на посещение врачей и ждать, когда насморк сам пройдет, ибо для лечения данной формы заболевания (сенной насморк) медицина средств не знает.
Зал разражается громким смехом. Ридан ждет, улыбаясь, потом говорит:
— Ни для кого из нас не секрет, товарищи, что это очень характерный случай для современной медицины. Самое интересное в нем то, что каждый из перечисленных способов лечения в разных случаях действительно может излечивать от насморка. Врачи, прописывавшие капли в нос и ванны для ног, были одинаково правы. Остановись пациент на любом из советов, он мог бы вылечиться. Но тут же обнаруживается основной порок нашей теории: мы не можем объяснить, как столь разнородные воздействия, направленные, казалось бы, на совершенно разные аппараты живого организма, могут приводить к одинаковому результату. Мы не знаем ни механизма действия лекарства, ни механизма самого болезненного процесса…
В доказательство Ридан приводит данные из трудов целого ряда специалистов по разным болезням. Для каждой болезни существует несколько теорий. Язвы желудка и кишок объясняются десятью разными теориями. Отек — тоже. Блессинг насчитывает триста пятьдесят теорий для одной распространенной болезни зубов. Оказывается, нет ни одной болезни, механизм которой был бы ясен до конца.
