Разумеется, он пришел на воскресник и весь день молча копал ямы. И такая ненависть накопилась в сердце - нет, почему-то даже не к бранчливой классной, не к дуре секретарю школьного комитета ВЛКСМ, не к зануде функционеру из райкома - а к этим вот тоненьким прутикам с клейкими, пахучими листочками! Вечером Сигав (тогда его звали просто Вовка) вышел из дому буркнув: "Я недолго, погуляю". Тело еще ломило какие бы там прогулки! - но ненависть просила выхода.
На бульваре было темно и пустынно. Вовка прошел его насквозь, ощущая себя сказочным Вырвидубом, когда играючи выдергивал из земли нежно-кудрявые прутики и хрупал их через колено.
То-то писку было в школе наутро!.. Но никто и никогда ничего не узнал. Вовка старательно негодовал вместе со всеми.
… Сигма внезапно заметил, что стоит на месте - и все его боевые товарищи тоже стоят, настороженно вслушиваясь в старческое дребезжанье дубовых сучьев. Уж не поразили ли их тоже какие-то непрощенные воспоминания?
Вдруг деревья впереди расступились, и на тропу вышла женщина.
Она приближалась неспешно, слегка касаясь рукою стволов, и вокруг начинали звучать негромкие голоса, как будто она колоколов касалась.
Наваждение, конечно!
Наконец женщина остановилась неподалеку, опустив руки и чуть склонив к плечу голову. Вокруг нее словно бы реяло марево, и призрачным казалось ее лицо в зеленоватом - сквозь кружево ветвей солнечном свете. И даже какой-то зверек, похожий на зайца, на миг выскочивший было на тропу, но сразу прянувший в кусты, тоже показался зеленым!
"Похоронщики" настороженно молчали.
Настал черед Сигмы действовать.
– А, Королева! - кашлянув, проговорил он. - Здравствуй, значит.
Она молча обвела взглядом всех по очереди, и Сигма, встретившись с ее спокойными, очень светлыми глазами, вновь, как удар ветра, ощутил сумятицу цветочных вздохов, трепет трав, суету листвы на деревьях…
– Чего молчишь? - торопливо подал он голос, чтобы развеять эту муть. - Хоть бы поздоровалась. Небось, знаешь, кто я?
У нее и ресницы не дрогнули.
– Может, она немая? - спросил шепотом Гамма.
– А леший ее знает, может, и немая, - пожал плечами Бета. - Будем надеяться, что хоть сын умеет говорить.
– Умеет! - кивнул Сигма. - Он в тресте "Горзеленхоз" работает. По осени ему повестку зашлем - хватит в глуши отсиживаться!.. Эй, Королева! Ты куда это?
В ответ на слова Сигмы глаза женщины вспыхнули, потом она резко повернулась и пошла прочь. Она уходила, а в лесу ощутимо темнело, как будто в такт ее шагам постепенно гасли какие-то зеленые свечи, и вот меж деревьев, среди дня, уже металась, грозила тьма.
– Королева! Стой! - грозно возопил Альфа, но она только раздраженно отмахнулась - и, словно повинуясь этому жесту, из травы вдруг прянула мошкара! Шевелящаяся серая завеса скрыла высокую фигуру - и обрушилась на людей.
Юрка знал, что мать не рассердится, если он не вернется ночевать. Ну, встревожится, конечно, но ведь такое уже бывало! Он провожал солнце одинокой молитвой и грезил ночь напролет в терпких тополиных кронах, совсем близко к высотам поднебесным и птичьим перелетным путям, то наблюдая весеннее презрение или осеннюю забывчивость деревьев, то внимая песнопеньям дождя, то обращая взор в задумчивое небо, по которому одна за другой шествовали святые, непорочные звезды. Но как-то раз его отвлек жаркий шепот внизу, и, опустив глаза, Юрка увидел под своим тополем безумно слившуюся пару. Он смотрел и смотрел, шалея от незнаемого, и душа его надрывалась, чувствуя себя обделенной.
Наконец, спасаясь от земного. Юрка воздел снова глаза - и ох как сыпануло небо звездами в его узкие, горячие юношеские ладони!
"Только не в землю, только пусть не зарывают! - смятенно подумал в тот миг звеэдолов. - Под ветром, под солнцем, под звездами - если когда-нибудь я все же умру!"
Чьи-то взоры лились на него с высот, лаская, ободряя, но не наделяя при этом прозрением лукавым, что через многое множество лет возмечтает он умереть не где-нибудь, а на ложе любви!..
Молодость бродила, бурлила в его сердце, но он пока еще не знал названья, меры и цены этому бушеванью страстей.
Юрка снова и снова проводил ночи на деревьях, с которых весь день осторожно состригал сухие и больные ветви, но больше соединенных пар не видел, и душа его постепенно успокаивалась, притихала. Тьма дышала ему в лицо, дыхание ее было иным, чем у лесной тьмы…
Вот и нынче он хотел остаться в городе, да, бросив нечаянный взгляд с высот на Обимур, заметил странные знамения в его неспокойной темной воде.
Всмотрелся, вслушался.
Разливал невнятные жалобы ветер, и Юрка почувствовал, что тревога опутывает его своими сетями.
***
Насилу отбились от летучей нечисти! Бета, правда, раз ударил из своего "револьвера"… Сипла ждал чудовищного грохота, но нет - только полыхнуло узкое, белое пламя… необычайно жарко стало на миг… листья на ближайших деревьях съежились, а завесу мошкары этот луч пронзил, словно игла: она раздвинулась было, да тут же сомкнулась вновь. Пришлось лезть в воду, скидывая на ходу одежду. Мошкара еще пометалась грозно, а потом вся разом улетела в лес. Тучи ее долго еще завихрялись меж стволов, падали оземь, взвивались к вершинам, и, чудилось, лес клокочет возмущенно.
Страшно было шагнуть на берег, но не меньше пугал и этот угрожающе-глубокий покой обимурских вод, неотступно окружавших остров. День еще вовсю пламенел, и на небе - ни облачка, однако Обимур гляделся белым, серебристым, предгрозовым.
– Что это ее разобрало? - стуча зубами, одевался Сипла.
– С чего она вдруг рассвирепела так?
– Ты о ком? - спросил Альфа.
– Да об этой. Королевой.
– Как ее зовут, кстати?
– Вера ее зовут. Вера Ивановна Королева. Я перед отъездом справки навел, - произнес Сигма да так и замер на одной ноге.
Вера?!.. Но ведь именно это слово или имя слышали они нынче утром, когда грянул вдруг тот неземной хор! Неужто никто не обратил на это внимания? И он зачастил:
– Как же вы не заметили, что это она все! Она рассердилась, когда я обмолвился, что ее сыну пришлют повестку в армию! Рассердилась - и наслала на нас эту жуткую мошкару!
Гамма хмыкнул, Бета, качая головой, отвел глаза, Альфа же, наоборот, тяжело поглядел на Сигму.
Конечно, Альфа скорее откусил бы себе язык, чем признался… но, как ни странно, ему тоже почудилось, будто мошкара набросилась на них по злой воле той женщины. Дико, глупо, да, но… Черт знает, что лезет в голову на этом Острове!
Вот, скажем, когда они сидели в воде, клацая зубами, а сверху их атаковали тучи мошкары, он вдруг вспомнил ни с того ни с сего, что бесконечно давно, во дни туманной юности, как пишут в художественной литературе, взбрело ему однажды развеять скуку и прокатиться на автомобиле. Тогда, понятное дело, не нажил он еще "Тойоты". Как говорится, и в проекте не значилось. Зелененький тогда был такой парнишечка по имени Андрей, из себя - шиш шишом!
