Я посмотрел в полутьму, куда вела арка. Какой-то изогнутый грязный проулок. Пойду туда. Что ж делать. Нужно найти хоть одного нормального человека, с которым можно поговорить как выбраться из этого бардака. Похоже на то, что все кого я встречал до сих пор сплошь люди (или существа если угодно) с психическим деформациями. Что, в таком случае, наговорила про меня Татьяна людям в серебряных одеждах, за что меня упекли в карантинный сектор?
Проулок сузился до щели, в которую может пройти только человек моей спортивно– худощавой комплекции. Пахло сыростью. Сверху капала вода. Я опирался на отсыревшие, покрытые черной склизкой плесенью кирпичи, и протискивался вперед.
Проход выплюнул меня на какую-то свалку. Искореженные кузова машин, металлические изъеденные ржавчиной коряги, технический мусор, обрезки, обломки и все такое. Мне приходилось прикладывать усилия, чтобы продвигаться между ощетинившихся барханов высотой с трехэтажный дом. Вдалеке что-то гремело, как будто сваливают мусор. И я устремился на звуки, рассчитывая, что выйду, в конце концов, к людям.
Рядом с горой металлолома соседствовал гигантский пик использованных медицинских шприцев, полуистлевших бинтов со следами черной запекшейся крови, пожелтевших коробок с ампулами, капельницами и прочими медикаментами. Вид больничных принадлежностей вызвал у меня воспоминание недавней сцены у канала. Живот отозвался на него спазмом тошноты, которую удалось унять благодаря передышке, которую я устроил себе, миновав неприятное место.
Оглядевшись, я увидел, что сижу посреди горы оружия. Осуществившаяся мечта милитариста – куда ни глянь автоматы, пистолеты, пустые гильзы и прочее. Я нагнулся и вытащил из кучи пистолет. Протер его рукавом. Почти как новенький. Жаль, что обойма пустая. Я передернул затвор и решил взять оружие с собой. Для самообороны вещь почти бесполезная, но напугать можно. Я поискал патроны, но целых не нашел. Засунув пистолет за пояс, поплелся дальше.
Одно место я пробежал, хотя мне стоило это больших трудов, перепрыгивая через дырявые жестяные ящики и ржавые металлические конструкции, скрепленные меж собой болтами или сварными швами. К спешке меня вынудило то, что рядом я увидел бочки с маркировкой в виде исходящих от круглого центра трех желтых треугольных секторов. Моя память подсказывала, что означает знак: бочки таили в себе радиоактивную опасность. Так ли это и что у них внутри, выяснять не стал, предпочтя быстрее проскочить опасное место.
Горы металлолома, по моим предположениям, уходили на километры повсюду. Дважды я падал и подвернул ногу, зацепился рубашкой за толстую проволоку и порвал ее, оцарапал руки. Я устал идти и выискивал место, чтобы передохнуть. Но кругом только горы угловато-торчащей рухляди и присесть негде. Отчаяние и страх подгоняли меня идти вперед.
До боли стало жалко себя: продолжаю существование между нашим миром и потусторонним, неприкаянный и бесприютный, здесь и там. Непереносимое переживание возникло в груди и, постепенно поднявшись к горлу, встало там комком. Я Глаза сами собой увлажнились. Я чуть не заплакал. Грудь нестерпимо сдавила тоска по дому, по земному миру. Представил Ольгу: она мне улыбалась. Боль разлуки с любимой пронзила гарпуном сердце. Его сжало невыносимое чувство одиночества, а еще ужасное желание повернуть время вспять, чтобы все было по-старому и можно было забыть пережитое как страшный сон. В тот момент я хотел сказать Ольге: я тебя люблю. Если бы ты знала, как я тебя люблю! Мои губы не двигались – я говорил сердцем.
Внезапно я осознал, что у меня есть силы не сломаться под ударами обстоятельств. Я позабыл о боли, усталости. Все опасности и угрозы стали ничем. Мое сердце шептало: Оля, я выдержу что угодно, я пройду через все, и мы обязательно будем вместе. Оставалось надеяться, что рано или поздно я найду выход домой, путеводную нить в наш мир.
Желудок давно сигнализировал урчанием и перекатами, что его необходимо чем-то наполнить. Я вспомнил про улов, из-за которого застрелили рыболова, и на некоторое время аппетит пропал. Но больше всего хотелось пить. Во рту все давно пересохло. Я зык превратился в шершавый камень, скребущий по стенам раскаленной пещеры. В горле першило. Я готов был напиться сейчас даже из той загаженной речки. Воистину, имидж – ничто. Сейчас я отдал бы все за кружку воды. Я прикрыл глаза и представил холодный чистый родник. Видение было настолько ярким, что мне показалось, я отчетливо слышу журчание воды. Я открыл глаза. Родник исчез, но боковым зрением я заметил в нескольких метрах от себя ведро. Стояло ли оно раньше, точно сказать невозможно. Что-то подсказывало, что мне следует в него заглянуть. Я последовал интуитивному призыву.
На дне стояла жестяная банка из-под консервов, наполовину наполненная прозрачной жидкостью. Не веря своим глазам, я протянул руку и бережно извлек банку из ведра. Ожидая подвоха, обмакнул в нее указательный палец и попробовал жидкость на вкус. Очень похоже на воду. Я поднес банку к губам, сделал осторожный глоток. Святые небеса! Чистая вода. В один миг я осушил банку и пожалел, что не все ведро целиком было наполнено водой. Слегка утолив жажду, я продолжил путь, размышляя о том, можно ли считать совпадением как удалось отыскать воду. Сознание выдало неожиданный вердикт, высветив связь произошедшего с тем, как я пытался уйти из парка висельника. В голове снова прозвучал вопрос, очень похожий одновременно и на ответ: мысль материальна? Получается, что я материализовал воду? Переубеждать себя в обратном не стал, записав случившееся в свою пользу. На моем счету и так мало очков, чтобы отказываться от маленькой победы. При удобном случае я решил попробовать материализацию еще раз.
На некоторое время жажда отступила. Воодушевленный, я отмахал, как мне показалось, не один десяток километров, пока окончательно не скис от усталости и боли в опухших от долгой ходьбы ногах. Вновь ужасно хотелось пить. Дыхание стало горячим как у дракона. Рот превратился в сухую пустыню.
Как же я обрадовался, когда увидел присутствие живых душ. Совершенно случайно я выделил участок, более упорядоченный, чем все остальное вокруг. Я свернул в сторону и вскоре вышел на расчищенную площадку. Случайный прохожий вроде меня должен был пройти мимо. Вероятно, обитатели так и планировали для собственной безопасности, что их жилище вряд ли кто-то обнаружит. С краю площадки приютились бок о бок две хижины. Одна побольше, а вторая как пристройка опиралась на нее. Сколочены из досок и фанерных листов; покрыты сверху ржавыми листами жести и облезлыми крышками автомобильных капотов; стены обиты рубероидом. Лачуги стояли на берегу гнилой речки. Курганы мусора уходили своими откосами в воду, образуя ее берег. Речушка извивалась между ними, выискивая себе русло. Определить, насколько широка река не удалось – противоположный берег скрывал плотный туман неестественно желтоватого сверху, и ближе к воде коричневого цвета.
