Цепким орлиным движением Розелли схватил пачку сигарет, прикурил от зажигалки. Глаза его блестели, как от «импульсов правды».
— Видите, Багров, я честно раскрыл перед вами все свои козыри.
— Какие же блага получит народ от гангстерской диктатуры? Всего лишь новую кабалу?
— Как знать, Багров, как знать! Современный гангстер — это не кинокрасавец в ковбойских штанах и с пистолетом пушечного калибра. Возможно, именно мы сделаем для народа то, что не смогли или не захотели другие. Ибо мы — свободны!
— О, даже так! Забавно. Ну а если я, несмотря на заманчивые перспективы, не соглашусь стать бандитом?
— Не грубите и не делайте глупостей, Багров. Будьте же наконец реалистом. Ведь за согласие ваше — жизнь! Деньги! Анита!..
— Согласия не будет, мистер бандит. У нас разные правды.
— Неужели за годы неудач вы так ничему и не научились?
— Ну, почему же. Кое-что стало ясно. Например, что Правда, не подкрепленная Силой, в нашем мире несет только опасности.
— Но Правда, подкрепленная Силой, перестает быть Правдой! Уж поверьте моему опыту!
— Чтобы этого не случалось, я и хотел использовать «Вериту».
— Да поймите же, упрямый фанатик, что если не согласитесь работать на меня, не будет ни вас, ни «Вериты».
— Пусть лучше так, чем «Верита» в ваших руках.
Розелли поморщился и отбросил сигарету в угол.
— Вы безнадежный мечтатель, — сказал он с сожалением и как будто даже с сочувствием. — Мечтателям не место в нашем жестоком мире. Они умирают.
Багров пожал плечами.
— И это ваше последнее слово, Багров?
— Да.
Розелли встал и подошел к окну. Спиной к Багрову, покачиваясь на каблуках, смотрел во двор. Багров пожалел, что нет хотя бы ножа… Ничего не было в комнате, кроме стола да двух ветхих стульев, которые развалятся при первом взмахе.
— Кто этот джентльмен? — спросил Розелли. Багров тоже глянул в окно.
В длинной тени старого, но прочного каменного сарая на увядшей траве сидели Слейн и Анита. Журналист что-то говорил, а она не отводила глаз от веранды. Лейнстер сидел поодаль, привалясь спиной к стене сарая, и безучастно смотрел в небо. В двух шагах покуривал трубку Веласко.
— Джентльмен мой друг, — ответил Багров.
— Славный парень. А Анита! Нет, посмотрите, Багров, сколько жизни и обаяния в этой женщине! Я знаю, она всегда любила вас. В этом можно вам позавидовать. Но только в этом. Нелегко вам придется, когда Анита будет умирать на ваших глазах, умирать медленно, мучительно.
Розелли успел перехватить кулак Багрова и нанести ответный удар в живот. Задыхаясь, Багров корчился на пыльном полу и тянулся к ножке стула.
Ворвались двое, завернули за спину руки, притиснули к полу.
— Неужели я выгляжу таким простаком, Багров? — насмешливо улыбнулся Розелли, не выпуская сигарету изо рта и щурясь от дыма. — Послушайте, сэр. Вы всего только инженер, хотя и весьма способный. Ну а моя профессия — наносить удары и отражать их. И вы вообразили, что у вас есть хоть ничтожный шанс против меня! Что при виде вашего кулачка размером в помидор я хлопнусь в обморок? Я, в общем-то, люблю самонадеянных субъектов, но недолюбливаю наивных идеалистов. Нет, сэр, здесь хозяин я. И вы, если не окончательный кретин, будете рады стать моим сотрудником. Жизнь, в конце концов, не такая уж плохая штука, если ее делать умело…
— Мерзавец! — прохрипел Багров, едва руки гориллообразного Билла чуточку ослабли.
— Да? Вы полагаете?
Розелли сел, высоко заложив ногу на ногу, спокойный, элегантный. В голосе ни насмешки, ни иронии, словно беседа шла на равных, в деловом кабинете за чашкой кофе.
— А вы ошибаетесь. Я не более мерзавец, чем обычный предприниматель или… хотя бы министр полиции. Вы не знакомы с министром? И немного потеряли. Так вот, я умнее, энергичнее и порядочнее его. Ведь это я покупаю его в случае надобности, а сам не продаюсь. Тем не менее его считают вполне достойным сеньором. Так чем же плох я? Просто у каждого свой вкус. Ему нравится быть министром, а мне — гангстером. Кстати, по вашей милости он уже не министр полиции, а безработный. Я же по-прежнему на своем месте и скоро заключу очень выгодную сделку с вами. Так кто же настоящий джентльмен?
— Дайте сигарету, — сказал Багров.
— Может, вы сядете? — вежливо предложил Розелли, словно собеседник улегся на пол по собственному желанию. — Ведь вы не станете проводить второй раунд бокса?
Билл, на этот раз довольно корректно, поднял Багрова и усадил на стул.
— Все же мне хотелось бы оставить вам один шанс, — как бы раздумывая, сказал Розелли. — Пожалуй, дам ночь на размышления. Посоветуетесь с Анитой и тем вашим другом. Если за ночь поумнеете, все может еще обойтись к взаимному удовольствию.
Розелли вышел проводить пленника, с полуулыбкой наблюдая бессильную ярость Багрова.
В лесу быстро темнело, подул освежающий ветерок. По краю бурьянного пустыря бродили кони, пощипывая траву. Рослый серый жеребец показался Багрову странно знакомым. Он всмотрелся пристальнее. Конечно, это же его конь. То есть не его, а из конюшни Розелли, на котором проделан весь путь от виллы до развалин индейского городка. Но ведь коней пришлось бросить полиции…
— Эй, шагайте, сеньор! — прикрикнул конвоир.
Но Багров все смотрел на лужайку у реки, полускрытую кустарником. Два человека поили там коней, стоя на берегу и придерживая уздечки. Они были одеты в синюю униформу полицейских…
— В чем дело? — заметил Розелли недоумение Багрова. — Ах вот что! Веласко! Как посмели эти идиоты… А впрочем, все равно. Не удивляйтесь, Багров, комедия поставлена мной. В синих мундирах мои люди. Нет, они в самом деле полицейские и охотно перебили бы вас всех. Ведь им жилось недурно, пока не вмешались «импульсы». Получали жалованье в полиции — за службу, и наградные от мафии — за упущения в службе. И вот пришлось бежать в леса от «импульсов», от разоблачений. Я их принял. Сегодня им было приказано стрелять в башню, но как-нибудь, боже упаси, не попасть в вас. Жаль, если весь этот спектакль окажется ни к чему, вы упрямее, чем я думал.
Багров промолчал.
— Ну что, Лейнстер, старая скотина! — заложив руки за спину, Розелли остановился перед стариком. Лейнстер тяжело поднялся с травы. Вся его грузная фигура обвисла, лицо обрюзгло и посерело. — А, Лейнстер? Ты не рад встрече? Посмотрю, как будешь ты изворачиваться. Или ты ни в чем не виноват, а?
Старик волновался, и его мучила одышка. Однако ответил твердо:
— Не виноват, сэр. Но изворачиваться не стану. Потому что хорошо вас знаю.
— Браво, Лейнстер! Перед смертью ты заговорил как джентльмен. Мне это нравится. Но в лапах Веласко ты быстро растеряешь форс, уверяю тебя. Да ты и сам знаешь, верно?
