— Дозой? Вы имеете в виду лекарство?
Агнер залпом осушил очередную порцию. Кубики льда звякнули о зубы.
— Лекарство… — процедил он. — Блядь. А ведь я был врач. Людей лечил. Савву лечил. А теперь пичкаю его психотропами…
— Психотропами? Это для повышения гипнабельности, да? Чтобы он вошел в образ?
Взгляд агента стал на удивление трезвым и злым:
— В образ, мать вашу. В роль. Вжился целиком. Вы, суки, думаете, что Глинин — это кассета. Стер, перезаписал. Палимпсест, многоразовая болванка. А он, блядь, восковая табличка. Чтобы что-то написать, надо соскоблить. А там нечего, понимаешь, нечего уже соскабливать! Одна основа осталась. Деревяшка. И по ней надо выжигать. И не прожечь насквозь.
Катя потрясенно внимала. Услышанное с трудом укладывалось в голове. Что значит — выжигать? Глинин теперь что, навсегда останется Фаустом? А ей — всегда быть Гретхен? А после съемок? Мысли путались, вискарь обжигал рот.
— А почему же вы… — заплетающимся языком спросила Катя. — Почему вы ему не поможете? Вы же врач.
— Контракт, — скривился Агнер. — Я подписал. Ты подписала. Все подписали долбанный в рот контракт. И теперь все у нас будет хорошо…
Словоизлияние агента прервал сам Михаил Филимонович Сторицкий. Великий режиссер влетел в лаунж-бар в шелковом халате и одном тапочке. Волосы на голове взъерошены, бороденка топорщится, в глазах испуг.
— Глинин пропал! — выпалил Сторицкий чуть ли не на весь бар.
— Как пропал?! — вскинулся Агнер.
— Сафьянова! Сучка! Вломилась к нему в номер и увела! Камеры все засняли!
— Где они?
— Неизвестно! Но отель не покидали!
— Так, — окончательно протрезвевший агент ткнул пальцем в Катю. — Ты. Марш к себе в номер. И не выходить, пока не позовут. Ты, — тычок в режиссера, — к директору отеля. Пусть заблокирует все выходы. Полицию не вызывать. Денег ему дай или скандалом пригрози. Но чтобы ни легавых, ни журналюг тут не было.
— А ты что будешь делать? — возмутился Сторицкий.
— А я найду Глинина. Я всегда его нахожу.
* * *
На заплетающих ногах Катя вышла из лифта. В коридоре было темно и страшно. То есть, конечно, в коридорах «Хайята» никогда не бывает темно, мерцают красивые светильники на стенах, и толстый ковер скрадывает звуки шагов, но от страха Катя решила, что в коридоре должно быть темно.
Девушку развезло от виски, а выброс адреналина не только не развеял, но и усугубил последствия выпитого. С перепуга у нее подгибались колени. В голове вертелось отчетливое воспоминание, как Глинин схватил ее тогда за шею и потащил убивать. Дежа вю полнейшее. Только тогда Глинин играл маньяка (играл? нет, был им!), а сейчас… Кто он сейчас? Доктор Фауст в поисках сути вещей и истинной любви? Провинциальный актер Савва Глинин? Безмозглая заготовка?
Или нечто совсем иное?
Загадочный Глинин с сучкой Сафьяновой прятались где-то в отеле, таились, словно Бонни и Клайд, за каждым углом, за каждым поворотом, и требовалось срочно, но аккуратно, сохраняя равновесие, добраться до своего номера, запереться изнутри и прильнуть к мини-бару.
Так Катя и сделала. Ключ-карточка долго не хотел попадать в щель, но Катя его победила. Замок щелкнул, девушка вошла внутрь, захлопнула за собой дверь — и мягкая ладонь тут же зажала ей рот.
Сердце оборвалось от ужаса.
— Не кричи! — прошипела Марго. — А то убью!
Сафьянова! А значит, и Глинин тоже тут!
— Как… Как ты сюда попала? — пролепетала Катя, когда Марго ее отпустила.
— Молча. Сперла мастер-ключ у портье.
— Но зачем?!
— А затем, что тут нас искать будут в последнюю очередь.
Нас. Значит, так и есть. Едва придя в себя, Катя огляделась. Глинина в комнате не наблюдалось.
— Подожди, — попросила она бывшую однокурсницу. — А где Савва?
— В ванной. Его рвало. А сейчас он потерял сознание. Агнер, тварь, пичкал его всякой дрянью, — в голосе Сафьяновой звенела холодная, как сталь, ненависть.
Катя присела на кушетку и смахнула со лба бисеринки пота.
— Но зачем? Зачем ты его похитила?
— Я его не похищала, — отрезала Марго. — Я хочу его спасти. Они же убийцы, Катька, понимаешь? Обычные убийцы, и Сторицкий, и Агнер, да все они! А он — гений.
— Он псих, — твердо заявила Катя. На шее заныли фантомной болью следы от саввиных пальцев.
— Да, — согласилась Марго. — Псих. И гений. Кем бы он не становился, он делает это гениально. Знала бы ты, какие стихи он мне писал, когда был Петраркой… А теперь они хотят сделать из него Фауста. Понимаешь, Фауста!
— И что?
— Фауст умирает в конце фильма, дура. Его душу забирает дьявол. И Савва — он же не умеет врать и притворяться! — умрет по-настоящему. Навсегда.
Катя вздрогнула. Об этом она как-то не задумывалась. По спине пробежали мурашки. Значит, это будет последний фильм Глинина?..
Из ванной комнаты донесся тихий стон. Сафьянова подорвалась с места.
— Слушай меня, Мышкина, — затараторила она. — Ты ведь хорошая девчонка, я знаю. Не ведись ты на это дерьмо. Слава, деньги — все это грязь, а Савва — он ведь живой. Очень больной, но живой, всамделишный, понимаешь? И он меня любит, взаправду любит. Помоги нам, Кать, пожалуйста! Его паспорт у Агнера, а без паспорта мы из страны не выедем. Ты сможешь пробраться в номер к Агнеру?
— Смогу, наверное, — пробормотала совершенно растерявшаяся Катя.
— Вот и отлично! — обрадовалась Марго. — Я сейчас гляну, как он там, и дам тебе ключ. Окей?
— Окей, — кивнула Катя.
Сафьянова метнулась в ванную, а Катя осторожно полезла за мобильником. Агнер или Сторицкий? Кому первому? И успеют ли они примчаться до того, как Глинин очухается? Или лучше скинуть СМС?
Ход ее рассуждений прервал рев Глинина:
— Изыди, тварь! — за которым последовал глухой удар и звук бьющегося стекла.
Любопытство победило страх, и Катя на цыпочках, держа перед собой мобильник, словно нож, подкралась к двери ванной.
Сафьянова лежала в душевой кабинке в окружении осколков стеклянной дверцы. Над телом Марго возвышался Глинин в больничном халате, с еще наклеенными на виски датчиками и катетером в правой руке. Психопат потирал костяшки кулака и осоловело мотал головой.
— Ты кто? — спросил он густым басом, заметив Катю.
И вот тут, несмотря на все выпитое и пережитое за сегодняшний вечер, в девушке сработал инстинкт самосохранения.
— Меня зовут Гретхен, — пискнула она и скромно потупила глаза.
— Доктор Иоганн Фауст, к вашим услугам, — поклонился Глинин.
Катя, не поднимая вгляда, лихорадочно набирала СМС.
— Надеюсь, эта безумная женщина, — Глинин кивнул на Сафьянову (вроде жива — пышная грудь, предмет зависти всего факультета, вздымалась в такт дыханию), — не причинила вам вреда?
