Но тем не менее, любовно поведя пальцем по гнутым лопастям, осторожно спрятал игрушку под рубаху.
— Зденко! — раздался с крыльца высокий женский голос. — Зденко, домой, паршивец!
— Ну ладно, — малец шмыгнул носом, — я пошел. Мамка зовет.
И, восхищенно глядя на Гидеона, спросил:
— Еще чего сделаешь?
— Сделает, — подтвердил Симон, — только не сегодня. Пошли, Гидеон.
И Гидеон потащился за ним, кажется, с неменьшей неохотой, чем отправился домой сопливый Зденко.
* * *
Он и впрямь выгнал из архивной Оливию, которая пыталась слабо протестовать, но, стоило лишь ему вплотную приступить к работе, как загудел селектор и голос Коменски произнес:
— А, так ты вернулся? Хорошо. Мы в Дубовом зале. Давай побыстрее, Винер ждет.
— Он тоже вернулся? — холодно спросил Симон.
— Да, — сказал Коменски, — и довольно давно. А что?
Симон помялся, потом ответил:
— Нет, ничего.
В конце концов, что бы он, Симон, мог сказать Коменски и что бы тот мог ему ответить? Что каждый из них волен делать все, что хочет — пока не мешает остальным… или что все они пытаются найти выход из одного и того же тупика; каждый по-своему… И почему бы Винеру, спрашивается, не ходить в деревню? Он же не силком эту Ядзю на сеновал затащил… А вслух сказал:
— Ждет? Зачем?
— Хочет сделать какое-то сообщение.
— А почему в Дубовом зале? Почему не в аппаратной? Ему что, не нужно демонстрационное оборудование?
— Он сказал — нет. Хватит, Симон, не будем задерживать ни Винера, ни остальных.
В Дубовом зале было почти темно — за окном остывало вечернее небо, переходя в прозелень, в глубокую синеву — верхушки дальних гор на этом фоне казались черными. Камин уже разгорелся, пламя свечей трепетало на теплой поверхности дерева, но темнота притаилась везде — в углах, на хорах, в тенях от потолочных балок.
Винер, освещенный с двух сторон пламенем свечей, выглядел весьма живописно. Портативного проектора, которым обычно пользовались при всяческих устных сообщениях, при нем не было, зато на столе, у локтя, лежало нечто темное, тяжелое, распространяя едва ощутимый запах плесени. Симон вздрогнул — перед Винером, распластавшись, точно огромная летучая мышь, лежала его книга. «Носферату, ужас ночи».
Все уже сидели, с любопытством взирая на докладчика Симон тоже устроился в кресле, и Коменски, благожелательно кивнув, сказал:
— Мы слушаем.
Винер набрал побольше воздуху и внушительно произнес:
— Я хочу подойди к проблеме, которая так много значит для всех нас, несколько с другой стороны. Новый взгляд, знаете ли…
— Да-да, — терпеливо сказал Коменски, — очень интересно.
— Так вот… Сами знаете, насколько то, что мы увидели здесь, не совпало с нашими ожиданиями… Более того — столкнувшись с нынешней ситуацией на Земле, мы испытали нечто вроде культурного шока, и вопрос о том, что же нам теперь делать, заслонил другой вопрос, по-своему не менее важный, а именно; что же все-таки произошло.
— Регресс, — печально сказала Наташа, — упадок.
— Да. Но почему? Мы все хорошо знаем, что представляло собой человечество в эпоху звездных перелетов — высокоразвитое цивилизованное общество, обладающее высоким духовным и техническим потенциалом.
— Общество, — заметил Гидеон со своего места, — каким бы высокоразвитым оно ни было, никогда не является однородным конгломератом. Наверняка там были такие вот Богом забытые медвежьи углы.
— Дело не в том, что они были, — ответил Винер, — дело в том, что только они и остались. Куда делось все остальное?
Гидеон неопределенно хмыкнул и смолк.
— Вот в чем, как говорится, вопрос, — продолжал Винер. — Лично я полагаю, чтобы найти разгадку, мы должны обратиться к тому, что до сих пор отвергалось нами, как не стоящее внимания — а именно, к преданиям и легендам. Вы все знаете, что предания составляют основу местной культуры — не на пустом же месте они возникли…
— Так-то оно так, — вмешался Симон, — но ты забываешь, что все эти предания у них были еще в доперелетную эпоху. И даже не очень-то изменились с тех пор.
— Именно это, — веско произнес Винер, — мне и показалось особенно важным. Эти предания слишком устойчивы, чтобы быть просто преданиями — стоит лишь предположить, что они имеют под собой реальную основу, как все становится на место. Я понимаю, это поначалу может показаться бредом…
— Ну-ну, — ободряюще сказал Гидеон, — валяй.
— Я хочу обратить ваше внимание на то, что по преданиям человечество было неоднородно — среди обычной популяции время от времени появлялись некие иные существа. Бессмертные, неуязвимые…
— Господи, — непроизвольно проговорил Симон, — это ты о…
— Погоди, Симон, — вмешался Коменски, — продолжай, Винер. То, что ты говоришь, очень интересно.
— Спасибо. Я продолжаю. Существа, обладающие высшими знаниями, не подверженные низким страстям… владеющие силами природы настолько, что остальная популяция почитала их за магов, а следовательно — ненавидела их и боялась. Этот страх и трансформировался в те легенды, которые дошли до нас.
Он любовно похлопал ладонью по распластанному томику «Носферату».
— Симон любезно предоставил мне образцы тканевой жидкости представителя местного населения. Никаких отклонений от нормы по сравнению с архивными данными не выявлено, а следовательно я делаю вывод: местное население не изменилось. И все-таки я полагаю, что имеет место спонтанная мутация, которая периодически наблюдалась на всем протяжении истории человечества, но за последнее время качественный скачок перешел в количественный — теперь подобные существа составляют большую часть населения Земли. Другой вопрос, что мы сейчас имеем дело не с ними…
— И почему же мы их не видим? — с любопытством спросила Оливия, кажется, готовая поддаться глубокому убеждению, звучавшему в голосе Винера.
— Если следовать легендам, они вполне могут оставаться невидимыми. Если того пожелают. Я напомню вам — сейчас, по местным преданиям, началась Хромая неделя. Именно в это время сверхъестественные существа проявляют особую активность — местные боятся вступать с ними в контакт. Поскольку они опасны даже будучи невидимыми — смертельно опасны…
— Погоди, Винер, — вновь вмешался Гидеон, — даже если допустить, что ты прав… не предлагаешь же ты вступить с ними в контакт? Насколько я понимаю, предания приписывают им чудовищную злобу и коварство… и если это и впрямь так, чего мы добьемся?
— По крайней мере, определенности, — сказал Винер. — Что же касается злобы и коварства… Люди склонны очернять то, чего не понимают. А на деле все действия этих…представителей нового вида… вполне могут быть объяснимы.
