– Еще как будет! – обиженно возразила я. – Ты меня так скрутил, что руки отсохнут скоро. Хоть веревку ослабь.
– Нашла дурака, веревки тебе ослаблять, – оставив меня лежать, Оборотень отошел, скрывшись из моего поля зрения за стеной шалаша. Испугавшись, что он уйдет и бросит меня прямо так, я закричала:
– Стой! Я пить, есть, и в туалет хочу! – шебуршание снаружи стихло, мужчина недовольно заворчал, но вернулся, вытащил меня из шалаша, освободил ноги и отвел в кустики, после чего, не взирая на мои возражения, снова связал лодыжки.
– Пришибить бы тебя, проблем бы не создавала, – как-то тоскливо потянул Оборотень, кормя с рук каким-то корнеплодом. Дождавшись, пока я наемся, и напоив, потащил обратно в шалаш.
– Послушай, может, все-таки развяжешь, никуда я без кольца не сбегу, – взмолилась я, жалобно глядя ему в глаза. – У меня руки болят…
– Неа. Посидишь до вечера так, а там вернусь и посмотрим.
Так посидишь! Ага, здорово, учитывая что я уже рук почти совсем не чувствую, что с ними до вечера-то станет?
– Стой!
– Ну что еще? – раздраженно поинтересовался Оборотень, заглянув внутрь шалаша.
– Пока тебя не будет, кто-нибудь придет и меня съест. Ты же меня связанной оставил, беспомощной, – заметив, что последняя попытка разжалобить пленителя действия не возымела, я тяжело вздохнула. – Хоть вход бы закрыл, что-ли.
– Закрою, не бойся, – неожиданно заулыбался он. – Я тебе, конечно, ни вот на столечко не верю, – показал мне мужчина кончик ногтя. – Но чем черт ни шутит, вдруг ты правду сказала… и вдруг тебя не обманули.
Оборотень тщательно заложил вход в шалаш хворостом и, еще немного пошуршав снаружи, удалился. Подождав минут пятнадцать, я попыталась освободить связанные за спиной руки. Куда там! Затянуты веревки добросовестно, даже слишком.
Повертевшись, попыталась перенести руки вперед, чтобы потом перегрызть веревку.
Сначала через ноги, после неудачи попробовала повернуть их через голову: вроде в этом теле я гибче, чем в прошлом. Ну, еще немного… Резко заныло плечо. Не получается. Нет, надо ведь было этому уроду моральному додуматься замотать веревкой руки чуть ли не до локтя! Теперь их легче из суставов вывернуть, чем вперед перенести. Остановившись, чтобы перевести дух, я заметила, что во время активных попыток освободиться полностью сбила моховую подстилку. Да у него тут по бокам целый склад! Отдыхая от попыток освободиться, я принялась разглядывать имущество Оборотня. Топоры, ведра, пилы, мешки какие-то… Понятно, почему он меня отпускать не хотел – боялся, что прибарахлюсь за его счет. А еще становится ясно, из-за чего внутри так мало места, еще бы, тут у него запас вещей на целую деревню.
Топоры! Наверняка они достаточно острые, чтобы веревку перерезать. Единственный минус – все в чехлах. Пододвинувшись спиной, я попыталась взять один, но смогла только беспомощно по-елозить по чему-то непослушными, потерявшими чувствительность руками. Перекатившись на живот, медленно встала на колени и, ухватившись зубами за край чехла, потянула на себя один из топоров. Сначала инструмент не хотел двигаться, застряв между других вещей, я потянула посильнее, и, выскользнув из общей массы, он больно ударил меня по подбородку, отчего челюсти разжались и железяка не преминула упасть на колено, к счастью, обухом.
– Урод моральный! – прошипела я сквозь зубы, сама не понимая, кого имея в виду: то ли топор, то ли Оборотня. Да, я бы может и могла согласиться с последним, что осторожность не повредит и верить кому попало не стоит, но мог бы уж так веревки не затягивать, глядишь и я лежала бы смирно! А он связал так, что я рук могу лишиться. Воистину – моральный урод!
Стоп, а ноги-то у меня пока шевелятся, их он так перетянуть не подумал. Да и ладони, то есть стопы, свободны. Потянувшись, я осторожно попыталась освободить топор от чехла пальцами ног. Получилось! Теперь режем веревки. Сначала на лодыжках. Освободив ноги, я прислонилась к стенке шалаша и закрыла глаза, пытаясь отдышаться и унять дрожь в напряженных конечностях. Теперь предстоит самое сложное – разрезать путы, стягивающие руки, причем, желательно, не повредив последние. Постаравшись достаточно надежно закрепить топор в вертикальном положении, я повернулась к нему спиной и максимально вывернула голову. Все равно не видно. Ладно, пойдем другим путем. Осторожно нащупав топор локтями, я немного подняла руки. Вверх- вниз. Еще раз. Еще. По спине закапало что-то холодное и противное. Пот или порезалась? Отодвинувшись от топора и повернувшись, я задумчиво разглядывала бездушное лезвие с подтеками крови. Нет, такой вариант освобождения никуда не годится. Не чувствуя рук, я могу не просто пораниться, а практически их ампутировать, так ничего и не поняв. Надо действовать осторожнее. Но как?
В очередной раз отдыхая, я заметила, что прошло уже много времени, ночь кончилась и рассвело достаточно, чтобы света, попадающего через многочисленные щели, хватило для отключения моего ночного зрения. Хорошо, что я все-таки не человек, а то бы всю ночь провела в полной темноте. Я – нечеловек! Потянувшись, я тихо выругалась, только теперь поняв, что самый очевидный способ освобождения оказался скрыт от меня всего лишь из-за моего классического, земного, представления о себе. Теперь посмотрим, кто кого. Я улеглась на живот, сложилась в "коробок" и попыталась дотянуться пальцами ног до веревок. Так и есть, могу!
Вот дура-то! Впрочем, к счастью, не одна я "дура", будь Оборотень посообразительнее, он не оставил бы мне ноги почти свободными.
Работать приходилось на ощупь. Веревка была мокрая и скользкая от крови. Высунув от напряжения язык, я старательно заставляла ноги совершать тонкие, непривычные им движения. Захватить петлю, потянуть… Несколько раз останавливалась отдохнуть, очень уж неудобно оказалось лежать, выгнувшись назад.
Наконец последний узелок поддался, и, размотав ногами веревки, я освободила руки, которые ниже локтей казались чужими – холодные, синевато-серые, бесчувственные.
Порезы от топора, к счастью, неглубокие. Надо восстановить кровообращение и чем быстрее, тем лучше. Оборотень вернуться вроде только к вечеру собирался, значит, время еще есть. Я потрясла руками, потом подняла их вверх, чтобы облегчить отток прилившей крови, несколько раз несильно постучала ими об стену шалаша. Простое упражнение: вниз, потрясти, отдохнуть, вверх, постучать, подождать, потереть кисти друг о друга, повторить. Руки быстро потеплели, приобретая нормальную расцветку, ранки закровоточили, но даже минимальная чувствительность не возвращалась достаточно долго, даже через пару часов, когда подвижность вроде бы вернулась, осталось неприятное чувство онемения. Кровь остановилась гораздо раньше, хотя специально я ее не сдерживала, подумав, что она сама промоет неприятные, но не опасные, ранки.
