- А та, что хочет рожать... - сказала Тереза. - Нужно побыстрее отправить ее отсюда. Остальные девушки могут дурно с ней обойтись.
- Ты не преувеличиваешь? - язвительно заметил комендант. - Не помню, чтобы мне приходилось с таким сталкиваться.
- Зато мне приходилось, - спокойно ответила Тереза. - Комендант заставы, и вообще командир, никогда ни с чем подобным не сталкивается. Он узнает лишь о том, что лучница больна и ее нужно отправить в тыл. Но он не знает, что больна она из-за того, что другие избили ее ногами в живот. Сейчас я, к сожалению, не могу участвовать в подобных штучках, но когда-то охотно прикладывала руку.
Комендант остолбенело смотрел на нее.
- Что ты несешь? - пробормотал он.
Она спокойно посмотрела ему в глаза:
- Нет, это я спрошу: а что ты себе воображаешь, господин? Хочешь, расскажу тебе, как все выглядит? - Она откинула волосы со лба. - Тебе четырнадцать, и ты живешь в деревне. Все, что тебя окружает, - свиньи, коровы и пятеро братьев и сестер, из них половина несмышленыши. И вот в один прекрасный день в деревню приезжают солдаты... - Она уставилась куда-то в угол комнаты. - А с ними десятница, ей, может, лет двадцать или и того меньше. На ней синий мундир со звездами на груди, она сидит верхом на великолепном коне, и солдаты обращаются к ней "так точно, госпожа; никак нет, госпожа". Они ищут место на постой. Потом приезжают еще солдаты, а с ними офицер, но какой! Какой мужчина! Ты такого никогда в жизни не видела! И он разговаривает с этой десятницей, они над чем-то смеются, шутят, она что-то ему советует, он слушает, она от его имени начинает отдавать приказы... А вечером ты слышишь, как десятница беседует с твоими дядей и отцом. Оказывается, что это такая же девушка, как и ты, которая еще недавно пасла свиней! Ты не в силах в это поверить! Утром солдаты едут дальше, а ты находишь маленький, плохонький лук, из которого отец научил тебя пускать стрелы, чинишь его и стреляешь в дерево на пастбище, у тебя только две стрелы, а потому приходится больше бегать, чем стрелять... Потом ты просыпаешься посреди ночи, выбираешься из дому и снова стреляешь - при свете луны, на рассвете, на закате. У тебя поранены тетивой пальцы, ты постоянно не высыпаешься, проходят месяцы, потом год, но ты постоянно думаешь о прекрасной десятнице. Наконец ты стреляешь лучше всех в деревне. И тогда дядя приносит какое-то грязное, измятое письмо, прошедшее через множество рук, они совещаются с отцом, видно, что они не слишком довольны, но вместе с тем горды... Они зовут тебя, совместными усилиями читают его, и ты узнаешь, куда и когда следует явиться, чтобы быть принятой в войско!
Сотница встала. Она была взволнована, возбуждена и разгорячена. Амбеген молча смотрел на нее. До сих пор ему не приходилось слышать ничего подобного.
- А там толпы, - помолчав, продолжала она уже тише. - Десятки, сотни таких, как ты... Больше всего парней, но есть и девушки. Приходят офицеры, ты идешь, куда тебе велят, сначала надо стрелять из лука, с тобой даже не разговаривают. Потом качают головой и говорят: "Нет, девочка, стрелять мы здесь не учим. Да, мы можем показать, как метко попасть в цель, сидя на несущемся галопом коне, но сначала ты убеди нас в том, что всегда попадешь в цель, стоя на месте".
Она сделала паузу.
- Ты боишься вернуться в деревню. И все же возвращаешься, но не можешь спать, не можешь есть, только плачешь. Отец сжимает зубы, куда-то идет, что-то продает и однажды приносит лук, настоящий военный лук с запасом стрел. И ты неожиданно видишь, что этот добрый, усталый человек, ничего хорошего от жизни не получивший, хотел бы иметь дочь-легионерку, в облике которой воплотились бы его собственные потаенные мечты... Как бы он гордился, имея такую дочь, один-единственный во всей деревне! И ты стреляешь, стреляешь, стреляешь, стреляешь, пока руки у тебя не становятся твердыми, словно куски дерева! И в следующий раз тебя принимают в легион! Ты приходишь домой в мундире лучницы, и отец при виде тебя плачет!
Девушка взволнованно замолчала.
- А некоторое время спустя в отряде, - наконец продолжила она, появляется девушка, которая только и хочет, что рожать детей. Стать матерью-армектанкой. Может, это именно из-за нее тебе в прошлый раз не хватило места - тебе или другой девушке, которая теперь, как и ты когда-то, изо всех сил натягивает лук, купленный ей отцом на последние сбережения. Ты хочешь стать матерью - зачем же лишать других мечты? Подставь задницу - и все дела. А потом воспитывай хоть пятерых, хоть семерых. Воспитывай как умеешь, пусть даже кто-то умрет с голоду - ничего страшного, мало ли щенков подыхает! Надеюсь, теперь ты, господин, понимаешь, почему девушки избивают таких сук. И не осуждаешь меня, что я им не мешаю.
Амбеген потрясенно молчал. Ему вдруг открылась темная сторона жизни. А ведь ему казалось, что в этой жизни все так хорошо знакомо... Хотя так ли уж темна эта самая сторона? Ведь это было рядом, на расстоянии вытянутой руки. Он ничего не знал о страстях и переживаниях своих людей, в то время как первая же остановленная на плацу солдатка наверняка бы ему все рассказала, стоило лишь спросить. Но он не спросил. За целых двадцать лет службы не спросил ни разу... Да, ему не приходилось видеть беременных солдаток - ни раньше, в бытность простым легионером, ни позже, когда он стал командиром. Поэтому Амбегену казалось, что такой проблемы не существует. Пару раз он слышал что-то о бабских снадобьях, иногда отпускал лучницу, чтобы та пошла в деревню, к какой-то знахарке... Вроде бы он даже подозревал зачем. Ну и что? Только однажды возникли серьезные хлопоты: у какой-то лучницы пошла кровь, но тогда у него были дела посерьезнее: на заставе лежало столько раненых, что одна внезапно заболевшая девушка... Ее отправили в тыл вместе с другими ранеными. Честно говоря, он даже не знал, чем все закончилось. Несколько выздоровевших вернулись на заставу. Она нет... Но не вернулись и многие, многие другие.
- Агатра, во всяком случае, осталась. - Сотница неожиданно вернулась к сути дела, прервав размышления командира. - То, что о ней мне рассказал Дорлот, я никому не говорила, - продолжала она, словно чувствуя, что сейчас не самое подходящее время для обсуждения женских проблем. - Сказала только тебе, господин. Рават и Астат об этом понятия не имеют; я убедила их, что хорошо разбираюсь в подобных вещах, и все. Агатра призналась... и не пошла. С тех пор я несколько раз беседовала с ней. Все то, о чем твердил Рават, она видит совершенно иначе. Хотя снится им одно и то же... Ты понимаешь, о чем я, господин. Она видит то же самое, но иначе.
- Что значит - иначе? - рассеянно уточнил Амбеген. Он все еще размышлял над гневной речью Терезы.
- Не знаю. - Тереза прикусила губу. - И она тоже не знает. Просто утверждает, что договориться с Серебряными Племенами нельзя, а кроме того, считает, что их бог... ну та статуя, которую они там откопали, - это нечто очень плохое. С Агатрой трудно разговаривать на эту тему, она боится статуи столь панически, что... даже не знаю, что и подумать. Такое впечатление... - Она многозначительно постучала себя по голове. - Немного похоже на вот это.
