Паломник плохо заботился о своей летучей хижине. Всюду консервные банки и пластиковые контейнеры из-под еды, стол заляпан, плитка заставлена пустыми жестянками, одна валяется даже на койке. Звездолова это нисколько не удивило. Он всегда считал Паломников неряшливыми, прежде всего — в мыслях.
Он прихватил с собой летный журнал Паломника, чтобы позже на Земле вернуть его в Космическую Службу вместе с остальными документами. Затем, переступая через линии и бугры ладони, направился к своему кораблю.
До этих пор топография Руки его почти не занимала. Но сейчас, когда он шел по астероиду под светом звезд, ему стало как-то не по себе: над ним вздымались отроги огромных пальцев, гигантский хребет большака высился на севере, пологий склон ладони плавно поднимался вверх, встречаясь с горизонтом. Звездолов испытывал странное удовольствие от того, что медленно, словно клещ, ползет по этой огромной ладони, которая может в любой момент сжаться в кулак. Не поднялись ли скалистые пальцы еще выше в небо? Не согнулся ли хребет большака? Не дрогнула ли ладонь у него под ногами?
Он вернул мысли в нормальное русло. В конце концов, он не клещ, а человек. И никакой Руки нет — это просто груда камней, бессмысленно вращающаяся вокруг Солнца. Такая же мертвая, как Марс, такая же холодная, как Луна, и такая же заледеневшая, как Плутон.
Добравшись до корабля, он подготовил тент-палатку. Одним концом она плотно крепилась к наружному грузовому люку, а основанием герметично присасывалась к поверхности астероида. Звездолов открыл люк, и в палатку хлынул теплый воздух корабля.
Дисплей детектора точно указал местоположение дораниума, и ему не составило труда посадить корабль именно там, где нужно: чуть западнее начала жилы, метров на восемьсот восточнее от основания большого пальца и на таком же расстоянии от края ладони. Ему предстояло установить пять зарядов.
Залежи дораниума располагались на прямой линии под южным склоном кара на глубине около ста двадцати метров. Чтобы получить к ним доступ, ему придется разворотить взрывчаткой значительную часть Руки. Когда пласты с дораниумом высвободятся, он подхватит их мощными магнитами, зафиксирует груз и доставит на перерабатывающие заводы на земной орбите.
Вытащив буровую установку, Звездолов закрепил ее на опорах внутри палатки. Низкая гравитация была ему на руку, все шло как по маслу — правда, пришлось использовать несколько якорей для устойчивости. Он уже проанализировал геологический состав Руки, вычислил ее массу и оценил температурный режим. Изучив все факторы, пришел к выводу, что взрывчатку надо расположить на глубине двадцати одного метра.
Мало кто из добытчиков дораниума на Поясе работает в одиночку. Это сложно. Ты можешь хорошо разбираться в одной области, но в другой бродишь в потемках. Обычно для того чтобы извлечь добычу и доставить ее на Землю, требуется трое или четверо. Но Звездолов был одинокий охотник. Еще в юности с ним случилось озарение: он понял, что человек приходит в этот мир одиноким и покидает его тоже в одиночестве. Друзья могут проводить тебя до могилы, но уж никак не дальше. Значит, они неспособны скрасить твое неизбывное и вечное одиночество. А если так, то зачем они нужны? Чтобы паразитировать на тебе, вечно сидеть на шее? Мудрый человек постарается устроить жизнь так, чтобы у него не возникало необходимости таскать на себе этот груз. И, учитывая все сказанное: зачем человеку нужна семья? Она точно так же не способна спасти от одиночества. Никто не сидел на шее у Звездолова — ни друг, ни женщина, ни ребенок. Он умел почти все, и почти все знал. Он был на голову выше своих собратьев — настоящий волк-одиночка.
Взяв большой бур, он вставил его в держатель. И только начал затягивать гайки, как ударила радиационно-тепловая буря. Это застало его врасплох. Во-первых, потому, что он слишком увлекся работой. Во-вторых, палатка была дешевая и недостаточно прозрачная. И в-третьих, радиационно-тепловые бури в этих широтах — вещь почти невозможная: они возникают из-за взаимодействия разнозаряженных лун Юпитера и редко распространяются так далеко в сторону Солнца.
Радиационно-тепловая буря похожа на гигантскую юбку, усеянную полихроматическими горошинами. Она опускается на планету или планетоид и начинает кружиться, как Солнце-клеш, уничтожая все живое на своем пути. Единственным живым существом на Руке был Звездолов. Скафандр, который мог дать хоть какую-то защиту, остался внутри корабля.
Хлесткий подол «юбки» легко рассек стену палатки, и Звездолов выронил гаечный ключ. Ловко уворачиваясь от смертоносных горошин, он бросился к внешнему грузовому люку и укрылся на корабле. Воздух уже начал уходить из палатки, и тяга была такая мощная, что движки блокировки могли не сработать. Но все-таки они справились, и люк закрылся.
Звездолов прислонился к нему с облечением. Отдыхал он недолго: на очереди было новое испытание. В отличие от бури Затемнение не стало для него сюрпризом — такое случалось с ним и раньше, он научился чувствовать приближение момента.
Глаза закрылись сами собой, он прижался к шлюзу, и тот как будто растаял; пол под ногами исчез, и наступила темнота. Нет, не совсем темнота. Вокруг на огромном удалении светились бледные пятна — острова-вселенные. Звездолов же был в центре и вращался вокруг своей оси медленно, как маленькая звезда.
Он знал, где находится — в собственном сознании. Но что он здесь делает? Зачем он вызвал в воображении это скопление галактик и поместил себя в точку, равноудаленную от всех них?
Вращаясь, он узнавал объекты из списка Мессье и Нового общего каталога [10]: вот галактика Андромеды, вот Магеллановы Облака, вот галактика Треугольника, вот гигантский водоворот Млечного Пути с его садом шаровидных скоплений, и опять Андромеда с множеством спутников, похожих на звездную пыль, и опять Треугольник, и опять Малое Магелланово Облако…
Постепенно пришло ощущение ужасного холода и бесконечной пустоты. Когда они стали невыносимы, Затемнение закончилось.
На ватных ногах Звездолов поднялся в рубку. Сквозь обзорные окна было видно, как буря мечется по Руке. Если смотреть пристально, наверное, можно увидеть огромную черную великаншу, этакую королеву Бробдингнега [11]. Великанша пляшет среди скал, взбирается то на один гигантский палец, то на другой, пробегает по гребню большака, и ее черная юбка в горошек бешено кружится. Конечно, прежде чем уйти восвояси, она должна еще раз пройтись юбкой по тенту-палатке. И неизвестно, когда она, наконец, устанет от своего одинокого рок-н-ролла.
Для Звездолова это была возможность немного поспать. Но он знал, что не сможет заснуть, пока не закончит работу. Чтобы убить время, он взял дневник Паломника, сел на диван в своей каюте и откинулся на подушки.
Почерк был корявый, но разборчивый. Крушение своей посудины Паломник объяснял «ошибкой пилота, вызванной Явлением Руки». Что ж, вполне логично. Для атеиста Рука Господня — всего лишь груда камней. Паломник же, потрясенный увиденным, был обречен совершить ошибку.
Звездолов прочитал еще несколько записей. Оказалось, Паломник путешествовал по миру в поисках Бога уже давно, и где только ни побывал. И вот, наконец, он больше не одинок: «Бог утешает меня у последнего придела». Паломника не смутило, что ему явилась лишь одна правая рука Господа. «Есть множество других измерений, кроме трех, в которых, как в тюрьме, заточен человек, и кроме теоретически существующего четвертого. Бог присутствует во всех измерениях, и только обретя многомерность, простой смертный смог бы воспринять Бога во всей Его полноте». Паломник часто вспоминал своих соратников по Ордену и мечтал рассказать им о «Явлении Десницы», благодаря которому он «вышел из мрака ночи и узрел свет дня». Но передатчик у него сломался во время аварии, а починить его он не сумел.
К концу записи стали бессвязными, но в некоторых фразах звучала поэтическая ясность. «Ибо что есть человек без Бога? Всего лишь осколок комического кораблекрушения, мусор, выброшенный за борт. Жалки те, кто творит себе других кумиров, потому что Он им не нужен, и большинство из них никогда Его не узрят. Его прикосновения так нежны, они лечат мою боль. И отчаяние мое отступает. Звезды — это Очи Божии, а их свет — Его вечный взгляд».
