Я открыл рот, но слова застряли в горле. Губы мои и язык двигались, я знаю это, я отчаянно боролся, чтобы произнести хоть слово – ведь она почти узнала меня! Как же мне не хотелось, чтобы мама увидела меня вот таким… неспособным заставить понять себя. Но во рту пересохло, язык вдруг стал огромным и неуклюжим, слова застряли…
…Кроме одного. Я планировал произнести при встрече что-нибудь успокаивающее, ободряющее, отбросив таким образом прошлое в сторону, и с помощью всего нескольких слов овладеть положением… Однако из моего пересохшего горла вырвалось только:
– Маааааа…
Я, в совершенстве знающий столько языков, смог выдавись из себя только это… Как добравшийся до вымени голодный ягненок.
Роза вытерла лоб тыльной стороной ладони и прищурилась, желая рассмотреть меня получше. Я открыл калитку и сделал несколько шагов по дорожке. Она отступила к двери.
Я не был уверен, узнала меня Роза или нет, но тут она выдохнула:
– Чарли!
Она не прокричала и не прошептала мое имя. Она выдохнула его, как пробуждающийся от кошмара человек.
– Ма… – я встал на первую ступеньку. – Это я…
Мое движение напугало ее, она отступила еще на шаг, опрокинула ведро с водой, и грязная мыльная пена водопадом хлынула по ступенькам.
– Что ты здесь делаешь?
– Мне так хотелось увидеть тебя… поговорить…
Язык все еще мешал мне, и голос звучал не как обычно. В нем чувствовался какой-то плаксивый оттенок. Должно быть, именно так я и говорил много-много лет назад.
– Не уходи! – молил я. – Не убегай от меня!
Но Роза уже шмыгнула в прихожую и закрыла дверь. Секунду спустя она отодвинула снежно-белую занавеску на двери и уставилась на меня через стекло расширенными от ужаса глазами. Губы ее бесшумно двигались.
– Уходи! Прочь от меня!
Почему? Почему мама отказывается от меня? По какому праву?
– Открой дверь! Нам надо поговорить! Впусти меня!
Я забарабанил по стеклу. Оно треснуло, и одна из трещин защемила кожу на пальце так, что какое-то время я не мог вырвать ее. Наверно, Розе показалось, что я окончательно сошел с ума и явился рассчитаться с ней за прошлое. Она отпрянула и ринулась к ведущей в глубь дома двери.
Я нажал посильнее, дверной крючок не выдержал и, потеряв равновесие, я буквально ввалился в прихожую. Из пореза шла кровь и, не зная что делать, я сунул руку в карман, чтобы, избави Боже, не запачкать свежевымытый линолеум.
Я проскочил по коридору мимо лестницы на второй этаж. Сколько раз демоны хватали меня на этой лестнице за ноги и тащили вниз, в подвал! Я пробовал кричать, но язык душил меня и обрекал на молчание… Как тихих ребятишек в Уоррене.
На втором этаже жили хозяева дома – Мейерсы. Они всегда были добры ко мне – подкармливали сладостями, разрешали сидеть у них на кухне и играть с собакой. Никто мне ничего не говорил, но я почему-то догадался, что их уже нет в живых и наверху обитают незнакомцы. И эта тропинка закрыта для меня навеки…
Дверь, за которой исчезла Роза, оказалась запертой, и секунду я стоял в нерешительности.
– Открой дверь!
Ответом был визгливый лай маленькой собачонки. Странно.
– Не бойся, я не замышляю ничего плохого. Я долго шел к тебе и не собираюсь уходить просто так! Если ты не откроешь дверь, мне придется сломать ее!
Я услышал ее голос:
– Ш-ш-ш, Наппи… Иди в спальню, иди…
Еще через секунду замок щелкнул, дверь открылась и мама вдруг очутилась совсем рядом со мной.
– Мама, – прошептал я. – Не бойся меня и выслушай! Пойми, я уже не тот, что был раньше… я изменился… я нормальный человек… Понимаешь? Я больше не слабоумный… я не кретин. Я – как все, как ты, как Матт, как Норма…
Я говорил и говорил, моля в душе, чтобы она не захлопнула дверь. Мне хотелось рассказать ей все, сразу.
– Мне сделали операцию, и я стал другим, каким ты меня всегда хотела видеть. Читала про это в газетах? Это новый научный эксперимент, который повышает умственные способности человека, и я стал первым! Пойми же меня! Почему ты так на меня смотришь? Я стал умным, умнее, чем Норма, дядя Герман или Матт! Я знаю вещи, которых не знают даже профессора в университете! Скажи мне что-нибудь! Ты можешь гордиться мной и рассказать про меня всем соседям! Тебе больше не нужно прятать меня в подвале, когда приходят гости! Поговори же со мной! Расскажи, как я был маленьким! И не бойся меня! Я ни в чем не виню тебя, просто мне надо узнать побольше о самом себе, пока еще не поздно! Я не смогу стать полноценным человеком, пока не пойму самого себя, и ты – единственная в мире, кто может мне помочь! Впусти меня. Посидим вместе.
Мои тон, а не слова, заворожили ее. Она просто стояла и смотрела на меня. Не подумав, я вынул из кармана окровавленную руку и протянул вперед, словно моля о помощи. Лицо ее сразу смягчилось.
– Тебе больн… – Вряд ли она по-настоящему жалела меня. То же самое чувство она испытала бы и к поранившей лапу собаке, и к исцарапанному в боевой схватке коту. Не потому, что я – ее Чарли. Наоборот.
– Заходи и вымой руки. Я принесу йод и бинты.
Я подошел к треснувшей раковине, над которой мама так часто умывала меня, когда я возвращался со двора, когда мне нужно было идти есть или спать. Пока я закатывал рукава, она смотрела на меня.
– Не надо было бить стекло. Хозяйка рассердится, а у меня нет денег, чтобы заплатить ей…
Потом, словно недовольная тем, что я делаю все так медленно, она отобрала у меня мыло и сама занялась моими руками. Занятие это полностью захватило ее, и я боялся шевельнуться, чтобы не спугнуть счастье. Иногда она цокала языком или вздыхала:
– Ох, Чарли, Чарли, и где ты только ухитряешься перепачкаться… Когда же ты научиться следить за собой?
Она вернулась на двадцать пять лет назад, когда я был ее маленьким Чарли, а она готова была до последнего сражаться за мое место под солнцем.
Но вот наконец кровь смыта, руки вытерты бумажным полотенцем. Вдруг она посмотрела мне в лицо и снова глаза ее округлились от ужаса:
– Боже мой! – всхлипнула она и отстранилась от меня.
Я заговорил снова, тихо, успокаивая ее, стараясь внушить, что намерения у меня самые благородные. Роза меня не слушала. Она рассеянно осмотрелась, прикрыла рот ладонью и простонала:
– В доме такой беспорядок… Я никого не ждала. Взгляни только на эти окна… а плинтусы…
– Все в порядке, ма, не волнуйся.
– Нужно получше натереть полы… Они должны блестеть!
Тут она заметила пятна крови на двери и тряпочкой быстро стерла их. Потом снова посмотрела на меня и нахмурилась.
