Ричард, ее муж, не проявил интереса к появлению в их квартире нового жильца. Он лишь пожал плечами и сказал:
— Только не надейся на то, что я буду чистить эту клетку.
Гейл сообщила, что она тоже не намерена этого делать. Единственным человеком, проявившим энтузиазм, оказался их сын. Эван сразу же принялся играть с попугаем, посадил его на палец, а позже носил на плече. Проходила неделя за неделей, и именно Эван проводил с птицей больше всего времени. Судя по всему, попугай оценил это и теперь воздавал мальчику сторицей, принявшись помогать ему.
* * *
Гейл установила видеокамеру на штатив, настроила видоискатель и включила запись. Некоторые серые попугаи умели считать, и кое-кто даже утверждал, что наиболее смышленые из этих птиц имеют рудиментарное представление о концепции нуля, но ни одна не была способна производить арифметические вычисления.
Ни одна, кроме Жерара.
От волнения у Гейл дрожали руки, и ей приходилось действовать медленно и методично. Закончив приготовления, она проговорила намеренно спокойным голосом, на" какой только была способна:
— Жерар! Сейчас я покажу тебе картинку и хочу, чтобы ты сказал мне, что с ней нужно делать.
Она показала птице листок с домашним заданием Эвана, на котором был написан простенький арифметический пример — пятнадцать минус семь, — закрыв ответ ладонью.
— Я это уже делал.
— И все равно, что тут нужно делать? — не отступала Гейл.
— Ты должна сказать.
— Ты можешь посмотреть на этот рисунок и назвать ответ?
— Ты должна сказать, — повторил Жерар. Сидя на насесте, он переминался с лапы на лапу и, глядя прямо в объектив камеры, явно демонстрировал раздражение. Жерар не любил, когда к нему приставали.
— Здесь говорится: от пятнадцати отнять семь, — проговорила Гейл.
— Восемь, — сразу же ответил попугай.
* * *
Гейл с трудом подавила огромное желание повернуться к камере и завизжать от радости. Она спокойно перевернула страницу, на которой был написан следующий пример.
— Так, дальше. От двадцати трех отнять девять.
Сколько останется? — Четырнадцать.
— Очень хорошо! А теперь…
— Ты мне обещала, — сказал Жерар.
— Я тебе что-то обещала?
— Да, ты мне обещала, — подтвердила птица. — Ты знаешь…
Он имел в виду ванну.
— Ах да, — вспомнила Гейл. — Обязательно, но чуть позже. А сейчас…
— Ты мне обещала! — угрюмо твердил попугай. — Хочу купаться.
— Жерар, сейчас я покажу тебе следующий пример и спрошу тебя: сколько останется, если от двадцати девяти отнять восемь?
— Надеюсь, они смотрят, — проговорил попугай странным тоном. — Они увидят. Они увидят, и они узнают, и они скажут: «Ведь и слепой прекрасно видит — она и мухи не обидит».
— Жерар, сосредоточься. Если от двадцати девяти отнять восемь, сколько останется?
Жерар раскрыл клюв, и в этот момент послышался звонок в дверь. Гейл находилась близко к птице и поэтому сразу поняла, что это проделки попугая, иначе она непременно бросилась бы открывать дверь. Он идеально имитировал любые домашние звуки: звонок в дверь, верещание телефона, звук воды, спускаемой в туалете.
— Жерар, ну пожалуйста!
Попугай изобразил звук приближающихся шагов и даже скрип половицы, а потом проговорил голосом ее мужа:
— Отлично выглядишь, крошка! Я по тебе скучал!
— Жерар… — начала она.
А птица уже говорила женским голосом:
— О, Ричард! Как давно тебя не было! Тишина. Затем — звук поцелуя.
Гейл, окаменев, смотрела на попугая, а тот, почти не раскрывая клюв, продолжал воспроизводить звуки и голоса. «Как магнитофон», — подумалось ей.
— Мы одни? — спросил женский голос.
— Да, — ответил голос мужа. — Парень вернется из школы не раньше трех.
— А эта?…
— Гейл на конференции, в Женеве.
— Значит, в нашем распоряжении целый день? Ой, как здорово!
Снова звуки поцелуев. Шаги двух пар ног. Пересекают комнату. Ее муж:
— Хочешь что-нибудь выпить?
— Возможно, позже, малыш, а сейчас я хочу только тебя!
Гейл развернулась и выключила видеокамеру.
— А теперь ты меня искупаешь? — спросил Жерар. Она посмотрела на него.
Хлопнула дверь спальни. Скрип пружин кровати. Женский визг, смех. Снова заскрипели пружины.
— Перестань, Жерар, — попросила Гейл.
— Я знал, ты захочешь это узнать, — ответил попугай.
* * *
— Ненавижу эту гребаную птицу! — сказал ее муж поздно вечером. Они находились в спальне.
— Дело не в этом, Ричард, — сказала Гейл. — Ты можешь делать все, что угодно, но только не в моем доме. Не на нашей кровати.
Она уже сменила простыни, но, даже несмотря на это, не могла заставить себя не только сесть на постель, но даже подойти к ней. Она стояла на противоположной стороне спальни, у окна, из-за которого доносился шум парижских улиц, оживленных даже в этот поздний час.
— Это случилось только один раз, — проговорил Ричард.
Гейл ненавидела, когда муж врал ей.
— Да, я помню, когда я была в Женеве. Может, спросить Жерара, были ли другие разы?
— Не надо, не втягивай в это птицу.
— Были… Были и другие разы, — сказала она.
— Ну извини! Я очень сожалею! Довольна? Что ты хочешь от меня услышать, Гейл? — Ничего. Я хочу, чтобы ты так больше не поступал. Я хочу, чтобы твоих шлюх не было в этом доме.
— Хорошо! Замечательно! Так тому и быть! А теперь можем мы прекратить этот разговор?
— Да, — сказала она, — можем.
— Ненавижу долбаную птицу!
Гейл подошла к двери, но, прежде чем выйти, повернулась и произнесла:
— Если ты к ней хотя бы пальцем прикоснешься, я тебя убью.
— Куда ты уходишь?
— К черту.
* * *
С Йоши Томидзу она встретилась в его квартире. Их связь началась год назад и после некоторого перерыва возобновилась в Женеве. В Токио Йоши ждали жена и ребенок. Осенью он собирался возвращаться туда, так что вскоре им с Гейл предстояло расстаться.
— Ты очень напряжена, — проговорил он, гладя ее по спине. У него были чудесные руки. — Поссорилась с Ричардом?
— Да не так, чтобы очень. Чуть-чуть. Гейл смотрела на лунный свет, струившийся из окна.
Он был на удивление ярким.
— Так что же случилось? — спросил Йоши.
— Я волнуюсь насчет Жерара.
— Почему?
— Ричард ненавидит его. Люто ненавидит.
— Он ничего не сделает с Жераром. Это слишком ценная птица.
— С него станется, — ответила Гейл и села на постели. — Может, мне лучше вернуться?
Йоши пожал плечами:
— Если хочешь…
