Правда, толку от моих акробатических этюдов не было. Одно моратьное удовлетворение.
Послав на прощание князю воздушный поцелуи и убедившись, что воздушные поцелуи не имеют той целительной силы, как невоздушные, я вернулась в избушку, надежно охраняемую древними богами.
Меланья обедала.
Я спросила, не угостит ли она и меня. Получила беззвучный кивок с мысленным подтверждением. Присоединилась.
Стол разнообразило несколько блюд с травами и плодами. Проследив, в какой очередности хозяйка отправляет их в рот, я повторила эту очередность за ней. Восторга не испытала, но прилив сил минут через пятнадцать-двадцать последовал.
День, кажется, позволял наконец (впервые с минуты моего появления в этом мире) расслабиться душой, и я отправилась с маленькой целительницей гулять по заповедному лесу
Слежки за собой не чувствовала. Видно, так напугала Еева, прихватив за когтистую лапу во время нападения зверей вместо мамаши, что он боялся теперь эту лапу даже через лесных жителей протягивать в моем направлении. Кончина мамаши его, наверно, кое-чему научила. Гулять можно было спокойно.
Лес был прекрасен.
Его естественная, как бы сама собой разумеющаяся красота вдруг почему-то напомнила мне, что моя дорогая, любимая мама уже начала за меня волноваться. Уже отбила, наверно, телеграмму тете Вере. Если та сама раньше на ноги ее не подняла…
Вот наделала я дел!
Живо, с острым чувством вины, я представила маму, ры-даюшую в милиции А чем милиция поможет? Кто тут вообше поможет? Бедная мама, потеряла мужа, а теперь еще и дочь!
Мама, да не потерялась я, не волнуйся! Я здесь, гуляю себе спокойно, тихо, хорошо! И лес совсем не страшный, и местная девочка со мной, не даст заблудиться!
Я тяжело вздохнула, бодро осмотрелась, стараясь отвлечься от своих грустных мыслей.
Гуляла только я – Меланья бегала, сверкая голыми пятками из-под сарафана, серого от старости и от ветхости. Бегала взад-вперед, не останавливаясь, то обгоняя меня, то отставая, то вновь обгоняя.
– Как твой пальчик? – поинтересовалась я.
Она на секунду притормозила возле, ткнула мне под нос указательный палец, и я убедилась, что заживление идет полным ходом: новая, розоваяТсожица уже почти прикрыла белую косточку. Торчало только ее белое острие. Но и его можно было издалека принять за ноготь. До самого же ногтя, как я поняла из мимолетной мысли маленькой лесной знахарки. дело еще дойдет не скоро – недели через полторы.
Меланья поскакала дальше по своим делам, а я задалась вопросом: кто же она в жесткой иерархии этого мира? Маленькая, но яркая представительница волхвовского сословия.
Литка Если взять критерием умение – и страстное жела-ние! повиноваться приказам, как характерный признак ан-тов. то проверить легко.
– Меланья, – приказала я (не строго, не жестко, а как будто это само собой разумеется), – принеси мне здешний самый красивый цветок!
Она кивнула, и мелькнувший в ее голове зрительный образ «самого красивого цветка» меня не разочаровал. Фонтаном фиолетово-крапчатых, капризно выгнутых лепесточков он напомнил мне шедевр цветочного искусства, стоящий на окошке у нас в лаборатории, – любимое детище медсестры Веры Максимовны.
Меланья умчалась, а я присела на старое поваленное дерево и принялась ждать.
Когда срок ожидания показался мне слишком уж большим, я направилась за Меланьей, ориентируясь на единственный в округе комочек светящихся мыслей. Чем ближе я подходила, тем отчетливее воспринимала то, что видели глаза Меланьи: укромную полянку, в самую середину которой бил сноп солнечных лучей. Ковер скромных желтых цветочков, усеявших поляну, сиял под лучами, как второе солнышко.
Девочка смотрела, не отрываясь, уже несколько минут. Просто любовалась.
Остановившись рядом, я согласилась: – Красиво. Но где же тот красивый цветок, который ты должна была принести? Меланья удивилась: – Так ты уже прошла его.
– Да? Не заметила. Я же не искала его. Я ведь тебе говорила цветок принести. Сорвать и принести.
– Зачем же сейчас срывать? Если срывать, так это ближе к вечеру, когда солнце совсем уже наклонится. Тогда можно сорвать. Потом вымочить в еловом отваре, добавить толченого сребролиста, дать отстояться…
– Подожди, подожди. Я не собиралась делать из самого красивого в лесу цветка какой-то отстой. Я собиралась просто смотреть на него.
– Так иди и смотри. Рвать-то зачем? И я почувствовала, как при одной мысли о том, что цветок можно взять и сорвать «просто так», она ужаснулась. На мгно> вение оторопела и тут же четко определила мое место: чужой человек, а значит, враг.
– Я не враг тебе, – мягко сказала я, потянувшись погладить ее по спутанным волосам.
Она холодно отстранилась. Я была враг лесу, а следовательно, и ее враг.
Так, приказов она не выполняет и выполнять не стремится. Похоже – не ант. А как насчет внедрения моей воли непосредственно в ее мозг?
Я прикрыла глаза, обняла своей мыслью светящийся клубочек чужого сознания и попыталась пригладить – примерно так, как собиралась поступить с ее давно не чесанными волосами.
И опять неудача. С тем же успехом я могла попытаться пригладить клубок стальной проволоки. Ее сознание сопротивлялось покруче, чем у Никодима! Даже не сопротивлялось– просто не реагировало. Игнорировало напрочь! Как там, в красивом латинском изречении, читанном мною где-то (чуть ли не у Лема): игнорамус эт игнорабимус? Не знаю и знать не хочу?
Мне еще не приходилось экспериментировать с сознанием господ, но, по-моему, так жестко противодействовать навязыванию чужой воли может только господин. Или госпожа. Маленькая, некрасивая, с вечно спутанными волосами, но – госпожа.
Вот так номер! Я-то думала, что главные прислужники нечисти – анты из антов, самые наипослушнейшие. А оказывается, с нечистью заодно были и несостоявшиеся господа.
Кто же их вытеснил в лес, отобрав ухоженные поместья и трудолюбивых антов? Михаил что-то упоминал про смутные времена и междоусобные войны. Не тогда ли часть господ и оказалась за пределами здешнего стройного феодального общества?
А может, история была еще гаже? Не получилось ли так, что кучка господ в той кровавой междоусобице попыталась взять в союзники нечисть? Опереться на всеобщего врага? Тогда вполне логично, что все люди объединились в борьбе с ренегатами. И победили. Загнав вместе с нечистью в непроходимые леса и болота, – там и им самое место, иудам рода человеческого!
– Меланья, – осторожно спросила я, – а ты повелителей леса любишь?
– Люблю? – удивилась она. – Зачем? Да, действительно!
