Это было начало технической карьеры Берри. Родители избили его до синяков. Понятно, нанесенный материальный ущерб им пришлось компенсировать, и это разрушило семью. Отец запил и кончил жизнь в лечебнице для хронических алкоголиков. А мать увлеклась мужчинами и младшего сына совсем забросила.
Естественно, мы, подростки, восприняли всю эту историю иначе: то, что сделал Берри, произвело на нас огромное впечатление. Несколько дней об этом говорил весь город, несколько недель Берри был в наших глазах героем. Потом, однако, говорить о нем перестали и через некоторое время совсем забыли. Я вспомнил о Берри снова лишь позднее, когда увлекся по-настоящему техникой и поступил в техническое училище.
Я сам начал мастерить всякие механизмы и поэтому разыскал Берри и стал обращаться к нему за советами и запасными частями. Не берусь утверждать, что я стал его другом. По-моему, друзей у него вообще не было. И все же я с ним тогда сошелся довольно близко. И могу с уверенностью сказать, что уже тогда знания у него были огромные. Когда он пытался объяснить мне что-нибудь, я мало что понимал.
Мне исполнилось восемнадцать, я поступил в университет и переехал в другую часть города. Из-за этого знакомство наше прервалось. Снова его имя мне встретилось то ли в мой первый, то ли во второй семестр в университете. История произошла просто невероятная и ничуть не веселее той, которая впервые заставила о нем говорить. Тогда-то я и заинтересовался Берри всерьез: я понял, что в нем есть что-то особенное, что знакомство с любым другим человеком, интересующимся техникой, значит куда меньше, нежели знакомство с ним. И, отправившись в тюрьму для несовершеннолетних преступников, я попросил с ним свидания.
А история была совсем ерундовая. До сих пор не могу понять, почему его тогда упрятали за решетку. Кажется, он смастерил небольшую телеуправляемую ракету, и однажды она почему-то влетела в ювелирный магазин. О дальнейшем говорили по-разному. Берри утверждал, что все произошло случайно, и я ему верю. Полиция, однако, придерживалась другого мнения, и в нем ее укрепляло то обстоятельство, что в момент, когда ракета влетела в магазин, рядом стояли несколько роккеров, которые тут же опустошили полки.
Тюрьма обернулась для Берри не одним лишь злом. По-моему, только в этот единственный раз при его жизни другие признали за ним изобретательский талант. Находясь в заключении, он получил профессию механика, и в тюрьме у него была возможность целыми днями копаться во всяких машинах и механизмах. И все-таки непонятно, как ему удалось в этих условиях соорудить на открытом воздухе летательный аппарат. Может, благодаря тому, что у аппарата этого не было ни малейшего сходства с самолетом, каким мы его обычно себе представляем. Это был просто небольшой каркас с вмонтированным в него сиденьем. Хитроумный механизм позволял мгновенно раскрывать крылья. Крылья были обтянуты пергаментной бумагой. Атомную батарейку заменило маховое колесо, раскручивавшееся перед взлетом, — для этого достаточно было ненадолго подключить его к шлифовальному станку, что стоял в учебной мастерской тюрьмы. Накопленной маховиком энергии вполне хватило на то, чтобы поднять аппарат на высоту ста метров, а потом Берри раскрыл крылья и полетел, как на планере.
Все получилось бы прекрасно, если бы одному из полицейских, это заметивших, не пришла в голову мысль обстрелять машину Берри осветительными ракетами. Бумага вспыхнула, и Берри еще повезло, что упал он на мягкую землю цветочной клумбы на заднем дворе какого-то летнего домика.
Берри отбыл срок до конца, а при освобождении его строго предупредили, чтобы никаких летательных аппаратов он больше не конструировал и не строил. Но разве можно такое кому-нибудь запретить?
Когда вскоре после этого я навестил Берри на чердаке полупустого дома, ставшем теперь его пристанищем, я увидел там множество авиамоделей.
— Только это и могу еще себе позволить, — сказал Берри. — Когда должен прийти человек из отдела социального обеспечения, я их прячу.
— А живешь на что?
— Ремонтирую швейные машины, — ответил Берри. — Если бы ты только знал, как обращаются женщины со своими швейными машинами! Но тем лучше: благодаря этому я зарабатываю на жизнь.
Однако разочарование и усталость на лице Берри исчезли сразу, когда он заговорил о своих моделях. Он показал мне одну из них. Я занимался другой областью техники, и термины, которыми он пользовался, были мне непонятны. Он говорил о лопастных двигателях и частотной модуляции, о турбулентности и тормозных клапанах, об электронном сопряжении и автоматической адаптации. С появлением крошечных атомных батарей стало возможным практически без ограничений всем этим пользоваться, но мне было ясно, что модели Берри оставляют далеко позади все, что к тому времени стало обыденным и привычным. А потом Берри запустил одну свою модель в окно. Она полетела, лавируя между домами, фонарными столбами и проводами — благодаря предотвращавшему столкновения использованию принципа эхолота. Потом стала подниматься вверх, превратилась в точку и растворилась в дымке тумана.
— А что произойдет дальше? — спросил я. — Как долго будет длиться полет? Когда ты вернешь ее назад?
— Ты знаешь, какая у нее дальность полета? Думаешь, наверно, метров пятьсот? Или тысяча? Нет, она улетает на расстояние тысячи километров и потом возвращается. И может переносить тяжести, у нее огромная грузоподъемность — до полутора килограммов. Мне кажется, промышленность должна бы ею заинтересоваться. Может, кто-нибудь захочет купить у меня патент?
— А где можно применить такую авиамодель? — спросил я.
— Об этом я еще не думал, — ответил он. — Но бесполезных предметов в технике не бывает: все для чего-нибудь да годится.
Я старался не потерять Берри из виду — то есть два-три раза в год его навещал. И всегда замечал: стоит кому-нибудь проявить интерес к его работе, как настроение Берри поднимается. Сейчас в голове у него были одни только минисамолеты: Берри твердил о миниатюризации, даже микроминиатюризации в авиастроении.
— Нужно научиться строить самолеты, — объяснял он, — которые уместятся в кулаке. Пока я этого еще не добился, но к этому приближаюсь. Почему самолетостроению должно быть не под силу то, что считается совершенно естественным в других отраслях промышленности?
— А для чего это нужно?
— Для чего? Для чего? Да я могу назвать тысячу разных применений! Не в этом трудность, пойми. Трудность в том, чтобы идею технически реализовать. Если разрешить эту трудность, все остальное разрешится само собой.