Это был небольшой спутник. Примерно раз в шестьдесят меньше Луны. И значительно более древний. Но когда, отойдя на безопасное расстояние, я выстрелил по нему всем одноразовым энергетическим запасом всех ускорителей «Кварка», то решил, что оказался свидетелем взрыва сверхновой. Мертвый уже миллионы лет, иссушенный до предела, лишенный даже кратеров спутник теперь припоминал времена своего звездного великолепия. Он разгорался словно солнце, в страшных взрывах плазменных протуберанцев увеличивая свой объем чуть ли не десятикратно. Не оставалось ни тени сомнения, что срок его существования подошел к концу, что в течение ближайших не лет даже, а дней, он рассыплется, как иссохший, испепеленный овощ, одаряя материнскую планету – если смотреть с расстояния в несколько миллионов километров – красочным кольцом из кристаллической пыли.
Не дожидаясь этого, в буквальном смысле слова, увенчания дела разрушения рук своих, я переслал короткое сообщение Снаггу и взял непосредственный курс на Третью. До сих пор все шло согласно плану.
Они были предупреждены. Если не хотят, чтобы их родную планету, вместе со всем, что они на ней настроили, ожидала та же судьба, что и мертвый спутник Четвертой, им придется быть вежливыми. Откуда было им знать, где кончаются возможности пришельцев. Они не были знакомы с антиматерией. Это представлялось несомненным. Иначе они давно разобрались бы с нами. Быстро и гигиенично.
Изображение, наблюдаемое на экране, размазалось, словно покрывшись кристаллической сеткой. Так выглядят огненные нити, бьющие из тормозных дюз. Впрессованный в твердое кресло, полубессознательный, первый раз в кабине, лишенной нейтрализующей автоматики, и впервые после более чем шестилетнего перерыва, я входил в атмосферу.
Пурпур небосвода поблек и растаял в солнечных лучах, но прежде, чем это наступило, звезды начали мерцать. Первый признак, что ты уже не в пространстве. Подо мной разрастался ковер облаков, словно поверхность молочного озера, слегка рябящая от ветра. Доля секунды, и их громады, на мгновение озаренные огнем, пролетели мимо иллюминаторов.
Теперь, на одно мгновение, я ударил дюзами главной тяги. И сразу же после этого сменил двигатель на химический. «Кварк» крутой дугой вырвавшись из полета по касательной, прошел более низкие слои облаков и перешел на почти горизонтальное планирование.
Океан блестел подо мной серебристой чешуей. Вдали вырисовывалась правильная, даже излишне правильная линия побережья. Я уже был над ней. Горы. Скорость полета все еще оставалась слишком высокой для каких-либо непосредственных наблюдений. Тем не менее, я снизился и дал увеличение на боковой экран. Вершины, хребты, ниточки рек и неожиданно появляющиеся провалы долин переплетались разноцветными полосами. Горы потемнели, словно их покрывала коричневатого цвета растительность. И неожиданно провалились вниз. Открылась необозримая взглядом равнина. Я летел прямо на восток, вдоль параллели, приблизительно соответствующей земному тропику Козерога. Опять попал в ночь. А перед этим, на кратчайшее мгновение, там, где планета угасала узенькой, словно наброшенной на поверхность, полосой тени, я выглядел муравейник крохотных огоньков. С высоты это казалось одной-единственной миниатюрной лампочкой, накрытой сеткой от насекомых. Не иначе выглядят и земные города на ночном полушарии, когда ты заходишь на посадку. Потом, уже в полном мраке, который безуспешно пытались разогнать лики двух спутников, дающих вместе света гораздо меньше, чем наша Луна, еще несколько раз промелькнули подо мной подобные рои светляков. Но я уже решил, что буду садиться у того, первого, там, где сейчас свет, сразу же за линией гор, отделяющих стеной бронзы и меди бескрайнюю равнину от моря.
Когда лучи солнца вновь попали в объективы иллюминаторов и залили экраны, я находился на высоте, не превышающей двенадцати тысяч метров. Оказавшись над берегом океана, я пошел вниз, чтобы, промчавшись над вершинами горного кряжа, вертикальным столбом взмыть в небо. Безошибочно. «Кварк» замер, завис, словно парящая в воздухе башня, зияя огнем открытых кормовых дюз, прямо над небольшой котловиной, в самом центре которой виднелись переплетения ажурных построек.
Я опускался спокойно, не торопясь, словно показывая класс пилотажа. Стенки кабины стонали, в них нарастало неприятное, вибрирующее гудение, со звукоизоляцией дело тоже обстояло не лучшим образом, и в то же время на меня обрушилась невероятная, неожиданная тишина. Какое-то время я напрягал слух, потом понял. Непонятные для земных компьютеров сигналы передатчиков, которыми пользовались обитатели системы Альфы, к которым мы привыкли настолько, что по сути дела никто из нас их не слышал, оборвались, словно ножом отрезанные. Знают, – мелькнуло у меня в голове. Так, словно я нуждался еще и в этом подтверждении. Они объявили радиомолчание. Точно так же, как поступаем мы на своих планетарных или сателлитарных базах, когда им грозит опасность, и когда весь эфир ждет одного-единственного сигнала тревоги или же приказа, отменяющего готовность.
Я шел на посадку. На экранах я уже четко видел черные полосы, разбегающиеся от того места, куда попадал огонь. Еще одна, последняя, корректировка, выполненная навигационным блоком нейромата, настолько незначительная, что человек, плохо знакомый с полетами, не был бы в состоянии ничего заметить, и с грохотом плазменного урагана смешался звук, который всегда приятен: скрежет выпускаемых из корпуса посадочных лап с огромными, телескопическими амортизаторами. Все экраны в одно мгновение окутались клубами огня и дыма, поверхность была рядом, я почти что физически ощущал, как она содрогается, раздираемая потоком газов, и наконец тот единственный толчок, короткий, уверенный, словно у свинцового шара, упавшего на песок. Я стоял.
* * *
Немедленно, не спуская глаз с окошек индикаторов, с пальцами левой руки, повисшими над клавиатурой, я послал шифровку Снаггу. Они ее получили, если все будет в порядке, через несколько минут. Но я не позволил ему подтвердить получение. Не хотел ни на долю секунды терять из поля зрения то, что происходило вокруг.
Пока, однако же, не происходило ничего. Облако, поднятое отдачей садящейся ракеты, опускалось быстрее, чем я мог рассчитывать. Экраны светлели с каждой минутой. Сперва блеснул кусочек неба, голубой, чистый, без каких-либо примесей, потом появились облака, и наконец под ними засияли солнечные лучи, отразившиеся от стрельчатых вершин словно бы увеличенных в цветном стекле зданий. Я мог поставить себе неплохую оценку. Опустился примерно в полутора километрах от первых конструкций города.
