Пинчер и правда оказался на редкость воспитанным и вежливым. Как-то неудобно было называть его собачьей кличкой, каким-нибудь бобиком или тобиком, поэтому Рудаки стали звать его Анатолий Александрович Собчак, как звали в далекие, полузабытые времена известного петербургского демократа.
Анатолий Александрович оказался очень интересным собеседником. Рассказал им, например, что собаки (он говорил «господа собаки») всегда понимали речь людей, только не хотели с ними говорить, чтобы не потерять свою самобытность и независимость, общаясь с этим суетным и агрессивным племенем, мол, достаточно печального примера Валаамовой ослицы.
Не был он лишен и своеобразного чувства юмора: говорил, например, что никогда не читал ничего смешнее книги Константинова и Мовчана «Звуки в жизни зверей» – какого-то исследования о языке животных.
Рудаки привязался к говорящему пинчеру и с удовольствием гулял с ним, беседуя о разных вещах. Пинчер рассказал много интересного. Например, сказал, что «господа собаки» используют для общения между собой язык запахов, что язык этот очень богатый, со сложной грамматикой и что после родного языка все человеческие языки кажутся «господам собакам» убогими и примитивными. Письменность у них тоже оказалась основанной на запахах: некоторые деревья и столбы служили им чем-то вроде библиотек, а нестойкие запахи на земле заменяли газеты с последними новостями.
Рудаки поинтересовался их отношениями с котами – Валтасар не мог оставаться у Мамеда вечно и надо было его знакомить с Анатолием Александровичем. Пинчер сообщил, что у них с котами все конфликты на языковой почве: коты, мол, говорят на уродливом диалекте, считая его языком, причем языком, ничем не хуже собачьего, а «господ собак» страшно раздражает кошачье произношение.
– Если для наглядности перевести это на ваш язык, то кошки, например, говорили бы «пыво», а не «пиво», – возмущался Анатолий Александрович. – А какой образованный человек станет терпеть такое вопиющие издевательство над своим родным языком?!
– Вы правы, наверное, – задумчиво сказал Рудаки без особой уверенности в голосе и тут же поинтересовался: – А вот интересно, зачем вы тогда лаете или зачем кошки мяукают, если у вас есть язык?
– Ну как зачем? Неужели не понятно? – удивился Анатолий Александрович. – А зачем вы руками разводите? Брови поднимаете, если удивлены? Лай и мяуканье – это то же, что ваши жесты и мимика. У нас ведь рук нет, и мимика невыразительная, – и брезгливо добавил: – Особенно у котов.
Интересным собеседником был Анатолий Александрович, и Рудаки к нему искренне привязались. И вообще, горожанам заговорившие вдруг животные пришлись по душе – после первых обмороков и истерик, которые случались в основном с женщинами, горожане привыкли к тому, что животные говорят на их языке, и для многих говорящие четвероногие стали настоящими друзьями.
ХРОНИКА КАТАСТРОФЫГОВОРЯЩИЕ ЖИВОТНЫЕ
Период конца света был знаменателен еще и тем, что на третий, самый богатый событиями год после катастрофы вдруг заговорили на человеческом языке животные. В основном это были собаки, кошки и лошади, так как других животных в городе почти не было. Сначала говорящие «братья меньшие» вызвали в городе панику.
Появились пророки, предвещавшие немедленный конец света. Священники разных религий грозили прихожанам карами божьими за грехи, ссылаясь на библейскую притчу о Валаамовой ослице. Однако проходило время, и ничего нового не случалось. Люди постепенно привыкли к говорящим животным, а для многих они стали настоящими друзьями. Постепенно возвращались к людям бездомные собаки и кошки, которым удалось тронуть сердца людей рассказами о своей нелегкой судьбе.
Только Гувернер-Майора заговорившие вдруг животные едва не погубили. Гувернер-Майор принимал ежегодный парад Конногвардейского полка св. Архистратига Михаила. Едва он выехал на дворцовую площадь на своем любимом аргамаке и поднял руку, собираясь приветствовать своих гвардейцев, как благородный конь сказал ему внушительным баском:
– Простите, майор, вы не могли бы чуть-чуть сдвинуться назад, а то мне седло холку натирает.
Могущественный властелин Печерского майората потерял сознание и грохнулся на булыжники площади, сильно ударившись затылком. Мало того, и помощь ему тоже оказать смогли не сразу, так как конь счел необходимым извиниться перед подбежавшим адъютантом и тот тоже хлопнулся в обморок.
Все же могучий организм майора Ржевского осилил недуг, и уже меньше чем через месяц Гувернер-Майор подписал указ о присоединении Подольского раввината в качестве автономного национального образования, и Печерский майорат стал называться Объединенным Майоратом.
– Операцию называем «Картошка „фри“», в смысле бесплатная картошка, – сказал Штельвельд, излагая компании свою идею.
Идея была вполне безумная, в духе Штельвельда и состояла в том, чтобы обменять книги на картошку у крестьян.
– Народ тянется к знаниям, – продолжал Штельвельд, – и мы отдадим ему, так сказать, излишки.
– А благодарные крестьяне отдадут нам излишки своей картошки. Так что ли? – поинтересовался Иванов.
– Ну да. Именно так.
Если Штельвельд что-нибудь задумал, то остановить его было невозможно – иронию в вопросе Иванова он просто-напросто игнорировал и стал подробно описывать проект.
Транспорт должен был предоставить Переливцев, книги – Ивановы и Рудаки, у которых имелись излишки, унаследованные от родителей, а ехать предполагалось за сто километров к знакомому Штельвельда – сельскому учителю, по его словам, большому книжнику и вообще интеллигенту.
Компания внимала рассказу молча, только Переливцев, узнав, какая судьба предназначается его заслуженной «Волге», в которой он недавно с большими хлопотами вставил стекла, показательно вздохнул.
Молчали же все потому, что в душе отнюдь не возражали против того, чтобы принять участие в этой явно абсурдной затее, – скучно стало жить в городе, давно ничего не случалось, второй месяц кряду небо было затянуто тяжелыми тучами, из которых сыпался то дождь, то мокрый снег, и главное, делать было совершенно нечего и бесконечно тянулись пустые дни.
Рудаки, который, чтобы как-то заполнить пустые дни, стал писать хроники этого странного времени, как-то, сидя с Ивановым за скучной бутылкой ивановского самогона, пожаловался, что писать стало абсолютно не о чем, и предположил, что после катастрофы все они умерли и находятся сейчас в чистилище.
– Мы в третьем круге, где вечный дождь струится, – вздохнул он, глядя в окно, за которым шел нескончаемый дождь.
