– По вашему мнению, мы должны расфуфыриться?
– Нет, думаю, следует надеть парадную форму. И лица сделаем кислые. Как будто нас тошнит от миллионов экю, которые мы намерены загрести.
– Тысяч, – поправил Хугебурка.
– Все равно тошнит.
– Последнее – с легкостью.
– Попросите Антиквара отутюжить мои вещи, – сказала Бугго. – У меня все равно так хорошо, как у него, не получится. А я тем временем быстренько почитаю, с кем конкретно у Нагабота были шашни насчет червячков.
Терминал «Кокка» весь кишел встречающими. Сверху, пока «Ласточка» заходила на посадку, пространство терминала показалось Бугго наполненным червячками-ауфидиями: там переливалась и шевелилась огромная живая масса; она непрестанно перемещалась, по ее поверхности проходили колебания, порой она содрогалась, но не выплескивалась за пределы строго очерченного круга.
На летном поле стояли корабли, причудливо размалеванные или грозно-черные; по ним, как по червячьей пастушке, ползали пестро разодетые люди, и это еще больше усиливало сходство.
Губернатор Бургариты восседал посреди людского скопища на большом золотом троне. Точнее, трон был из особого пластика, но выглядел как золотой. Оскаленные пасти двух кренчеров высились над плечами капитана; пластиковые звери обменивались негодующими взглядами прямо над буйными черными губернаторскими кудрями. Полосатая желто-черная подушка, сплюснутая посередине задом сидящего, вздувалась по обе стороны от огромных, широко расставленных бедер в зеленых блестящих обтягивающих чулках. Чулки поддерживались подвязками, больше похожими на наборные пояса с пряжечками в виде звериных черепов. Несколько лент свешивались с подвязок на ноги и на уровне щиколоток заканчивались бантами.
Капитан Алабанда – так его звали. Бугго нашла это имя в базе данных, которую наскоро просмотрела перед посадкой, пользуясь «Универсальным переводчиком Лололера» со всеми его несовершенствами.
Алабанда был рослым и мясистым. Он весь состоял из первосортного мяса, обогащенного разными минеральными, витаминными, белковыми подкормками. Снаружи, правда, это мясо выглядело немного обветренным, но опытный глаз все равно безошибочно определял: высшее качество.
Его парчовый кафтан, того же нелепого покроя, как и тот, что присвоил Антиквар, пузырился от бантов, вышивок и сверкающих пластинок – явно синтетического происхождения.
«Ласточка», почти потерявшаяся на фоне пристыкованного к ней «Птенца», медленно опускалась на подготовленную для нее полосу. Земля Бургариты в окне надвигалась на Бугго. Корабль сажал Хугебурка – он сам на этом настоял, не объясняя, почему. Бугго не спорила. Просто стояла у окна, разглядывала терминал и пеструю массу любопытных, оценивала обстановку, шевелила губами. У нее в руке была планшетка.
Когда рев двигателей стих и на почве улеглась краткая буря, вызванная приземлением корабля, Бугго сочла уместным выдержать паузу. Затем «Ласточка» испустила из себя трап, и оттуда показалась невысокая худенькая женщина в узкой юбке и суровой блузе с нашивками штурмана торгового флота Эльбеи. Белые глаза глядели с заученной холодностью – на всех и ни на кого в отдельности, в углах рта притаилась скука. Хугебурка угрюмой тенью возник за ее плечом. Шаг в шаг, он на ступеньку позади нее, они спустились на летное поле, и Бугго втихомолку поздравила себя с тем, что ни разу не подвернула высокий каблук. От усилия не оступиться выражение ее лица делалось все более кислым.
Алабанда, очень смуглый, почти синий, налился чернотой и заворочался на троне. Выкрашенные лазоревой краской зубы мелькнули между темных губ, словно губернатор Бургариты хотел укусить жесткую, костлявую Бугго, но в последний миг передумал.
«Он пьян», – поняла Бугго. В этот миг Хугебурка прошептал у нее за спиной:
– Он пьян.
Бугго чуть дернула плечом, давая понять, что слышит и понимает. Она направилась прямо к трону из золотого пластика. Каблуки впивались в пыльную почву летной полосы, оставляли на ней полоску следов, похожую на игольный шов.
– Господин Алабанда, если не ошибаюсь? – произнесла Бугго холодно и сделала легкий книксен перед губернатором.
Этот книксен в узкой юбке она репетировала минут сорок. Руководил репетицией Калмине Антиквар. Было решено ошеломить Бургариту целой серией трюков, и книксен входил в их число. Бугго должна была явить безупречную воспитанность, полное отсутствие дутого высокомерия и, главное, подчеркнуть свою принадлежность к слабому полу.
– Никаких военных салютов! – страдал Антиквар. – Никаких мужских полупоклонов! Лучше всего был бы, конечно, полный бальный реверанс…
С этими словами он сделал шаг вправо, змеевидно взмахнул руками, изогнул спину удивительно похабным, расслабленным движением и низко присел.
– Сперва напяль форменное рубище, – заворчала Бугго, наблюдая за развевающимися лентами на рукавах своего кока, – а потом попробуй так скакать…
Остановились на книксене – варианте девическом, практически детском.
– Их это добьет, – заверял Антиквар, поправляя положение левой ноги у застывшего капитана. – Чуть левее лодыжку. Согните колено.
– Я упаду, – предупредила Бугго.
– Выпрямитесь. По моей команде… раз… два… Великолепно! – вскрикнул Антиквар, не вполне искренне.
И вот теперь он наблюдал через окно за парадным выходом своего капитана как за балетной постановкой, которой был главным хореографом, и кивал при каждом ее шаге.
Глаза Бугго были на одном уровне с глазами сидящего Алабанды. И сейчас они глядели на нее так, словно производили инвентаризацию всей наличности, скрытой под смуглой кожей молодой женщины: сердце – одна штука, легкие – одна пара, чистые; кишечник – столько-то метров… «Взгляд работорговца», – подумала Бугго и тотчас поняла, что ошиблась. Этот человек не оценивал ее, он ее анализировал.
Ярко-синие глаза Алабанды несколько раз подернулись кожистым, голым веком; затем он расклеил толстые губы, просунув между ними язык, и наконец заговорил:
– А-а… а… а вы?.. – и махнул в сторону «Ласточки».
– Имею удовольствие представить моего старшего офицера, – Бугго сделала строгий жест, без поворота головы, в сторону Хугебурки.
– М-м… – сказал Алабанда, беглым взором внеся также в свои учетные ведомости Хугебурку. – Это…
– Капитан Бугго Анео, – сказала Бугго и сотворила второй книксен. Разрез на ее юбке треснул, обнажив ноги выше, чем было задумано. Зрители разразились радостными воплями, над толпой замахали разноцветные, пестрые платки.
– Это… – повторил Алабанда и пошлепал губами. – Ты захватила «Птенца»?
