— Когда «Космическая одиссея 2001 года» вышла на экраны, она не получила того приема, на который рассчитывал мой праправнучатый дядя. Ирония судьбы: в то время как критики злословили по поводу фильма, его спасли наркоманы, которые садились в первом ряду, чтобы вновь и вновь наслаждаться галлюцинациями во время полета в глубинах космоса под музыку Лигети. Для них это был настоящий кайф.
Снова смущенно улыбнувшись, Дэвид Кубрик включил эпизод, о котором только что говорил. Глаза режиссера вспыхнули.
— Мой праправнучатый дядя снял и другие фильмы, и хотя ни один из них не имел большого успеха, он стал культовым режиссером той эпохи. Люди, пусть и неосознанно, оценили невероятную прогрессивность его работ.
Дэвид Кубрик снова нажал кнопки на пульте и вернулся к самому началу фильма.
Виктория наблюдала, как на экране обезьяна бросает кость и та превращается в космический корабль. Это самая грандиозная метафора в истории кино. Не меняя плана, режиссер переходит от пещерного человека к космонавту.
— Позже я отыскал все остальные фильмы Стэнли Кубрика: «Барри Линдон», «Заводной апельсин», «Сияние», «Доктор Стрейджлав», «Цельнометаллическая оболочка»...
На его лице появилась блаженная улыбка.
— А знаете, каковы последние слова, произнесенные в последней сцене его последнего фильма, — слова, которыми заканчивается весь его творческий путь?
— Нет.
Он закрыл глаза, чтобы вспомнить как можно точнее.
— Это из фильма «С широко закрытыми глазами». Главная героиня Элис Харфорд говорит: «I do love you and you know there is something very important we need to do as soon as possible»[45]. Доктор Билл Харфорд спрашивает: «What`s that?»[46], и Элис поясняет: «Fuck»[47].
Дэвид Кубрик с любопытством посмотрел на Викторию: поняла ли она смысл фразы? Она почувствовала себя ученицей, отвечающей на экзамене. И быстро ответила:
— Это может означать две вещи...
— Так и есть.
— В буквальном смысле «fuck» — это «трахаться». Но на жаргоне это слово может также иметь значение «идти на...».
— Браво. Какая ирония, не правда ли? В конце пророчества он отшучивается, отвечает двусмысленностью: «идите куда подальше» или «займитесь любовью»...
Дэвид Кубрик протянул руку:
— Дайте мне руку, сударыня.
Она помогла ему встать. И тут же почувствовала, какая мощная энергия исходит от влажной ладони старика.
— Мой праправнучатый дядя указал мне путь. Мог ли я равнодушно отвернуться от его духовного наследия? Проникнувшись его духом, я сам стал творить. Чтобы повторить его путь, сравняться в мастерстве и даже попытаться превзойти его. А теперь идите за мной.
Он сделал несколько шагов. Виктория спросила было себя, почему он передвигается с таким трудом, но, увидев горы диванных подушек, громоздившиеся в кресле, поняла, что Мэтр практически никогда не ходит. Он работал и спал в своем кресле — вероятно для того, чтобы не упустить ни одной секунды. Журналистка даже разглядела дыру под сиденьем, связанную с механизмом спуска воды в канализацию. Чтобы выиграть несколько секунд, Мэтр кино даже не отлучался в туалет. Он просто оснастил кресло системой удаления продуктов своей жизнедеятельности.
Рука Дэвида Кубрика дрожала, и он прижал ее другой рукой.
— У меня бессонница... Сплю всего один час ночью. Остается больше времени для работы. Кресло — это мой кокон. Единственная проблема в том, что я мало двигаюсь, из-за этого мои суставы потеряли гибкость и у меня появились пролежни.
Дэвид Кубрик взял трость, чтобы опираться на нее при ходьбе. Маленькими шажками они пересекли круглую комнату и подошли к лестнице, ведущей вниз.
Нажав на рычаг, Дэвид Кубрик опустил подъемный мост через ров и вывел Викторию Пеэль из замка.
— Признайтесь, вы думали, что я мертв!
— Я хотела проверить слух, который распространился в Интернете, — ответила Виктория.
— Я не мертв, но умру очень скоро.
Он включил наружное освещение, и расставленные тут и там фонари осветили окрестности. Виктория теперь могла во всех подробностях рассмотреть озеро, сады, рельсы для камер, небольшие статуи из материала, имитирующего камень.
Они долго шли по широким проспектам студий Д.И.К.
Престарелый режиссер заметил спящих собак и с удивлением взглянул на спутницу, потом пожал плечами, как будто желая показать, что для него это не имеет значения.
— Сюда, — настойчиво произнес он, указывая на невысокий холм, на вершине которого находилось какое-то круглое сооружение.
Мэтр оступился, и Виктория поддержала его.
— Я люблю кино, сударыня. Я действительно очень люблю кино. Страсть — слишком слабое слово, чтобы описать мои чувства. Я одержим идеей об идеальном фильме. Чтобы понять то, что вы сейчас увидите, постарайтесь не забыть: в творчестве я стремлюсь к совершенству. И оно для меня гораздо важнее собственной жизни...
Замедлив шаг, он попросил сделать небольшую остановку, чтобы восстановить дыхание и набраться сил перед подъемом на холм.
— Мне в ваших фильмах больше всего нравится, — отважилась наконец на признание Виктория Пеэль, — что эмоции персонажей каждый раз захватывают меня настолько, что... я живу с ними. Это просто поразительно. Наверное, я плачу и смеюсь именно там, где это и задумано... Ваше виртуозное мастерство поражает меня, Мэтр... Могу я называть вас Мэтром?
Дэвид Кубрик равнодушно кивнул.
— Каждый раз мне кажется, что на экране живут и говорят реальные люди, а не изображающие их актеры. Невозможно представить, что они могут быть кем-то еще, кроме персонажа, которого играют. Как вам удается добиться такой искренности от актеров? В чем заключается ваша методика управления их игрой?
Виктория Пеэль заметила веселый блеск в глазах Мэтра. Старик вновь двинулся в сторону холма, причем шел все быстрее и быстрее. Казалось, будто его тело обретает подвижность.
Журналистка вытащила ноутбук из рюкзака и включила режим аудиозаписи:
— Можно?
— Нет. Лучше пишите от руки. Вот, держите.
Режиссер пошарил в кармане и протянул ей блокнот и ручку. Удивившись, журналистка взяла эти старинные предметы.
— Актеры — кретины, все до одного. Они нарциссичны, глупы, невежественны. По-моему, уже сам выбор профессии актера — какая-то патология. Такой выбор означает, что у человека есть ненормальная потребность в признании и любви. Удовлетворять эту потребность — не мое дело. Актеры склонны выставлять свои переживания напоказ и с их помощью воздействовать на людей. Я презираю актеров. Только их страдания иногда кажутся мне... ну, скажем, трогательными. Но большинство актеров, даже страдая, выглядят просто смешно. Я сказал вам, что добиваюсь совершенства и не делаю никаких скидок посредственностям. Актеры — это самое слабое звено во всей системе. Они считают себя важными, потому что средства массовой информации раздувают их славу, как воздушный шар. Кроме того, многие актеры употребляют кокаин, и у них развивается мания величия.
