– Даже обычную воду мы умеем превращать в топливо,- продолжал нажимать Ростислав,-вот с помощью такой штуки. Разве это не вещественное доказательство?
Холмов поспешно достал из нагрудного кармана преобразователь - “боб”, а заодно - старинный японский шахматный автомат “Каспаров”. Машинка эта скрашивала ему нудные лекции Федорова. Линдберг почему-то обратил внимание не на преобразователь, а на электронную игрушку, хотя внешне она почти ничем не отличалась от обычного блокнотика.
– Играет с начинающими, но может сразиться и с мастером,пояснил Ростислав,-тут восемь классов. Для сильной игры автомат требует времени. Я обычно устанавливаю третий класс и играю блиц. Миниатюрная машина отвечает практически мгновенно. Хорошая тренировка! Не желаете?
Холмов снял крышку и показал фигурки, вставленные в отверстия шахматной доски., - Не сейчас,-рука студента потянулась к преобразователю,-а это что такое?
– А это расщепляет молекулы воды. Надеюсь,-Ростислав вынул из пластмассового цилиндрического контейнера “боб” и повертел им перед носом Линдберга,- этого будет достаточно?
– Ах, вот оно что,- студент сел, аккуратно подтянул брюки,- но все же…
Не давая собеседнику опомниться, Холмов продолжал наседать:
– Неужели вы думаете, что для представителя цивилизации нашего уровня попасть сюда, на чердак, сложнее, чем, скажем, на Марс? Просто я не сумею вам объяснить информационную относительность времени. И вообще молчу о достижениях в области переработки информации.
– Информации? Такого слова в нашем обиходе нет,-поджал губы Линдберг,-значит, вы из…
– Очередного тысячелетия,-любезно подсказал Холмов,-временно, разумеется, временно. Меня, если быть - откровенным, заинтересовали ваши опыты. И вот я здесь…
– Извините, я перебью. Неужели все-таки Марс? Аи да Синичка, он меня обошел! Синицей я зову моего приятеля студента Сикорского: он бредит воздухоплаванием. Кстати, немалого достиг.
Теперь вклинился Холмов: - Воздухоплавание и Сикорский здесь ни при чем. Освоение космоса пошло другими путями. Реактивное движение, слыхали? Космические поезда, управляемые компьютерами?
Студент покачал головой.
– Н-да, мы действительно люди разных миров.- Он с достоинством представился: - Павел Николаевич Линдберг, студент-политехник.
Холмов назвал себя, и они скрепили знакомство рукопожатием.
– Цель моего… так сказать, визита - ознакомление с этим устройством в порядке, что ли, обмена опытом; в “Ниве” я увидел фотографию,-вдохновенно начал Ростислав, а студент будто про себя подтвердил: “Был у меня на днях проныра-корреспондент” и усмехнулся,увидел фотографию и не сумел понять хотя бы принципа действия приборов…
Линдберг весело закончил за него:
– И захотели посмотреть на человека, который опередил развитие науки более, чем на столетие. Извините, но принцип своей установки я обязан держать в строгом секрете. Да-с, есть на то высшие соображения, и посвящать вас в них я не имею права. Если желаете, покажу портативный вариант в действии. Но не здесь.
Холмов кивком дал согласие.
– Только вам придется переодеться, иначе первый же полицейский сволочет такого красавца под белы руки в участок, а то и в городовую часть. Там вам покажут двадцать первый век. Вы ведь обычный человек из того же теста, что и все мы?
– Из мяса и костей. Просто совокупность атомов, составляющих мое “я”, рекомбинирована для данного отрезка времени. В этом, грубо предположительно, суть информационного путешествия.
Линдберг нырнул в нишу и поманил за собой Холмова.
– Мы одного роста. Переоденьтесь в мое запасное платье. Здесь есть и рубашка и галстук,- показал он на вешалку.
Холмов снял с себя серебристый функциональный костюм с прессованными гофр-складками на коленных и локтевых сгибах, содержание карманов быстро переложил в новое одеяние. Через две минуты Линдберг осматривал его в студенческой форме, удивленно цедя:
– Оказывается, одежда сильно меняет внешность. Мы похожи друг на друга, как близнецы. Скажите по чести - у вас в роду не было случаем Линдбергов?
Холмов, к своему стыду, родословной своей дальше деда не знал и пробормотал что-то уклончиво. Линдберг тем временем совал в портфель какие-то свертки и детали установки, лежавшие на столе. После этого он решительным тоном объявил, что готов ехать, и предложил спуститься на Невский. Холмов, выйдя на проспект, отметил, что он за сто лет изменился, но не кардинально. Пока Линдберг на мостовой высматривал свободного извозчика, мимо Ростислава прошел господин в черной пиджачной паре и котелке, с черным же зонтом в руках и со странно изуродованным носом - треугольным, сплющенным, с одной заросшей ноздрей. Вообще все петербуржцы, казалось, одевались исключительно в темное платье, но этот прохожий запомнился Холмову. И еще плавно прошли две очень красивые дамы, тоже в темных и длинных юбках. Они отвлекли внимание Ростислава.
Линдберг уже махал рукой из закрытой пролетки: - Садитесь же, Холмов!
Рысачок бодро зацокал копытами, пролетка заколыхалась на мягких рессорах. Линдберг велел извозчику ехать на Петроградскую и далее по Приморскому шоссе за город. Отвалившись на пухлую кожаную обивку, Линдберг несколько минут молчал, изучая лицо Холмова.
– Я не хочу спрашивать об известном вам, очевидно, ближайшем будущем России и мира,- заговорил он неполным голосом, на что Холмов лишь молча кивнул,- это, знаете ли, отняло бы у жизни ее главную прелесть - непредсказуемость. Я понимаю, как марксист, всю заданность революционного катарсиса, в очищающем пламене которого непременно должна сгинуть без следа власть мирового денежного мешка. Тут все ясно без оракулов. Девятьсот пятый год был лишь прелюдией.
Пролетка ехала по самой середине Дворцового моста; золотой змейкой плясал в неспокойной Неве шпиль Петропавловки, высота и положение этой точки позволяли обозревать все самые изысканные архитектурные ансамбли города, его всезахватывающую прелесть.
– Но просто как русский человек,-с тревогой в глазах продолжал Линдберг,-заклинаю: скажите, все это сохранилось?
– Сохранилось, хотя в трудные времена не просто это было.
– Слава богу,-облегченно выдохнул студент,-значит, Петербург стоит. И помирать-то не страшно.
– Да, только он переименован.
– Вот это напрасно,- живо возразил Линдберг,- города, как и люди, должны всю жизнь носить имена, данные при рождении. Неужели же не построены, при ваших-то великих достижениях, новые города по законам иной красоты, достойные имен вождей и героев своей эпохи?
– Да, это есть тоже.
– А позвольте еще пару вопросов. Изжиты ли голод и нищета, истерзавшие несчастный наш народ?
