Она звала:
— Франки, не бойся. Все будет хорошо.
До этого момента Франки Монро не приходило в голову, что кроме трепки, которую он заслужил, нарушив запрет, нужно бояться чего-то еще.
Теперь, неожиданно, до него дошло, насколько чуждым было окружение. Всеми фибрами своей души он желал только одного — оказаться на руках своей мамы, в безопасности уютного домика, в котором они проводили летние месяцы.
Он громко заплакал.
Сенсоры корабельного компьютера распознали изменения в настроении разумной жизни, которой он позволил войти внутрь. Компьютер также определил, что изменения вызваны устройствами существа, находящегося за экраном. Оно по-прежнему излучало страх, ненависть и жажду разрушения. Оценив ситуацию, компьютер пока отказался от уничтожения особи, излучающей ненависть. Внешняя угроза еще не превысила уровень его собственной минимальной защиты.
Ранее он зафиксировал, что особь снаружи силового поля попыталась его уничтожить. Но усилия существа были столь незначительны, что не пришлось даже увеличивать мощность поля, хотя при необходимости это было вполне возможно.
В работу компьютера был привнесен еще один элемент. Если живой разумный исследователь с корабля не вернется и, следовательно, возвращаться в родную систему придется без него, то как тогда поступить с новой разумной жизнью, которой компьютер разрешил войти? Оставить ли внутри корабля?
Были проверены банки данных. Прецедента не обнаружилось. Однако симпатичная разумная жизнь находилась в опасности со стороны особи, находящейся снаружи. Нельзя было оставлять ее на милость врага. Нужно взять ее обратно в родную систему.
Одри Монро подползла на коленях как можно ближе к экрану и позвала голосом, который она все еще пыталась заставить звучать умиротворяюще:
— Франки, Франки, не надо бояться. Скажи мне. Скажи маме. Кто там с тобой внутри?
— Никого! — прорыдал он. — Прости меня!
Глубоко втянув в себя воздух, она попыталась подавить дрожь.
Успокаивая сына, она позвала:
— Франки, тогда кто там с тобой? Какое-нибудь маленькое животное или что-нибудь еще?
— Ничего здесь нет, — рыдал он. — Я хочу домой! Мама, я хочу домой!
— Кто тебя туда забрал?
— Никто, — продолжал реветь он. — Я зашел внутрь. Прости меня!
От мучительных страданий она закрыла глаза.
— Дверь закрыта! — взвизгнул он.
Она позвала:
— Франки, не бойся. Ты уверен, что с тобой никого нет?
— Никого. Я хочу домой.
Франклин Монро почувствовал, что непосредственная угроза быть отшлепанным отодвинулась. Мать и не пыталась его поймать для этого. Задача вернуться к безопасности дома и ее рук становилась все более важной.
— Мама, забери меня домой!
Это была ее проблема. Она была его охраной. Она была ere защитой. Его рыдания усилились.
Что и зафиксировал корабль.
Но внешняя угроза, вызывающая добавочный стресс, считалась все еще недостаточной для принятия карательных мер.
Одри заставила себя успокоиться настолько, насколько это ей только удалось. Она должна подумать. Ей просто надо подумать.
Франклин утверждает, что в корабле, если не считать его самого, никого нет.
На кратчайшее мгновение у нее блеснула надежда. Мог это быть правительственный эксперимент? Есть ли гденибудь поблизости пилот ВВС, возможно, один из участников новой космической программы? Но нет. Силовое поле, вся аура этой штуки были чужими. Ей не стоит цепляться за соломинку.
Она взяла себя в руки и позвала:
— Франки, оглянись вокруг. Там нет каких-нибудь… каких-нибудь дверных ручек? — Термин был глупым, но какие еще слова она могла сказать пятилетнему ребенку. — Есть там что-нибудь, похожее на ручку на… двери… через которую ты вошел?
— Нет!
Она закрыла глаза и на мгновение испугалась, что упадет в обморок. Как этого до сих пор не произошло — для нее было загадкой.
Она снова взяла себя в руки и изо всех сил постаралась говорить спокойным тоном.
— Франки, посмотри как следует. Попробуй открыть дверь, и мама заберет тебя обратно в домик, чтобы съесть вкусный ленч.
— Я не хочу никакого ленча. У меня есть мороженое и торт, и у меня болит животик. Я хочу домой!
Начало фразы для нее ничего не значило, что было даже к лучшему. В ее напряженном состоянии это было бы лишней нервотрепкой. Она пропустила слова сынишки мимо ушей.
— Франки, есть там что-нибудь на двери, что ты смог бы повернуть или сдвинуть? Что-нибудь вообще есть?
— Нет! — Он перешел на крик — теперь уже с оттенком раздражения в голосе по отношению к защитнице и охране. Она знала, что нужно ему. Почему она не приходит и не забирает его? Крик Франки стал громче — крик обиженного ребенка.
Первый раз в жизни Одри пожалела, что ее вырастили неверующей.
— Франки, тогда… — сказала она — … тогда погляди вокруг себя. Франки.
Она сделала на мгновение паузу. Теперь ей было страшно произнести то, что она должна была сказать. Она понятия не имела, что из этого выйдет. Но больше ничего не оставалось делать. Она вообще не могла придумать что-либо еще.
Одри крикнула:
— Есть там какие-нибудь кнопки, которые ты смог бы нажать? Какие-нибудь рычаги, которые мог бы передвинуть?
— Что? — его голос дрожал.
— Посмотри, есть ли там какие-нибудь маленькие штучки, которые ты можешь нажать или передвинуть? Ну, знаешь, как если бы ты закрылся в ванной. Ты помнишь, тебе надо было повернуть защелку, тут то же самое. Мама здесь, снаружи, и не может открыть дверь. Ты должен сам ее открыть изнутри.
Он громко заплакал.
Одри снова предалась отчаянию. Возможно, это было к лучшему. Она не могла знать, каков был бы результат, попытайся он поиграть с управлением корабля. Шансы, что он наткнется на ту кнопку, которая должна открыть дверь, или на ту, что уберет барьер, были весьма маловероятны. Но что еще оставалось делать?
Одри Монро не могла знать, что Франки давно уже наигрался со всеми переключателями и что корабль автоматически заблокировал все необходимое.
В отдалении она расслышала гудок автомобиля. Она вскочила на ноги.
Лью!
Одри поспешила вниз по тропинке, не помня о том, что ей нельзя спотыкаться, что она не может позволить себе терять на это время. Дважды она падала.
Она встретила его у дверей, запыхавшаяся, издавая всхлипывающие звуки, подобные тем, что у нее вырывались, когда она царапала и колотила барьер.
Схватив ее, он разглядывал всклокоченные волосы, кровь на блузке, подбитый глаз, обломанные ногти, рваную одежду, единственную туфлю — очевидно, о потере второй ей было неизвестно.
