— Ну, чего уставился?
— Да так… — только и нашел что сказать я.
— Ты никогда не думал, что в Зазеркалье не дает попасть не стекло, а Тот, Кто Отражается В Зеркале? Он-то тоже хочет попасть в свое Зазеркалье. Принеси стул.
— Что?
— Стул, говорю, принеси. Я сесть хочу. Я тупо повиновался на ватных ногах. Сели.
— Ну? — сказало отражение.
— Что, ну?
— Я говорю, хочешь попасть в Зазеркалье?
— Зачем?
— Ну вот. Как зачем? Зазеркалье же! За-зер-каль-е. Разве не интересно?
— Интересно.
— Ну так давай, лезь.
— Куда?!
— Бог мой, сюда, куда же еще?
— А ты не будешь мешать?
— Постараюсь. Попробуй.
Я медленно встал. Отражение осталось сидеть. Было от чего свихнуться! Я подошел, протянул руку. Стекла не было!
— Смелее, смелее, — подбодрило отражение.
Теперь зеркало было не зеркалом, а дверью в другую комнату, как две капли воды похожую на первую. И я шагнул за порог.
— Поздравляю, — сказало отражение, протягивая руку. — Никогда не хотел пожать руку самому себе?
— Хотел, — соврал я, пожимая руку. Ирреальное зрелище!
— Ладно, ты тут поброди, а я побуду с другой стороны. Для равновесия.
— Угу, — сказал я. И он вышел на ту сторону. Победно улыбнулся.
— Как давно я ждал этого!
— Чего этого?
— Того, что найдется болван, который поменяется со мной местами. — Он засмеялся, а у меня похолодело в животе, словно я наелся льда. Я бросился к зеркалу, но и он тоже метнулся навстречу, и в плоскости стекла мы столкнулись. Я пытался пересилить его, но тщетно.
— Не говорил ли я тебе, что в Зазеркалье не дает попасть не стекло, а Тот, Кто Отражается В Зеркале? — пропыхтел он.
— Пусти, — сказал я, вернее, хотел сказать.
— Не пущу. — Отозвался он и снова победно улыбнулся. А я вдруг непроизвольно повторил его улыбку!
— Хорошо, хорошо, — сказал он, скалясь, а я шевелил губами, беззвучно повторяя за ним. — Ну вот, теперь ты вошел в роль, и я могу уйти.
Он повернулся ко мне спиной. Неведомая сила развернула меня и заставила идти к двери. Я открыл дверь и вышел в коридор, просунул голову назад и подмигнул. Дверь закрылась. Никакого коридора не было! Была темнота и пустота. Я хотел повернуться, но не смог. И тут до меня дошло наконец, что же случилось. Я стал Тем, Кто Отражается В Зеркале!
Это открытие нужно было переварить! Но мне не удалось сделать это как следует — я почувствовал, что медленно, но верно растворяюсь в темноте. Последней мыслью было: «Вот влип, так влип!»
Не знаю, сколько прошло времени, может, час, может, день, мне же показалось, что несколько секунд, те самые, когда я растворялся в темноте и пустоте несуществующего Зазеркалья. Раздался стук в дверь, и женский голос произнес:
— Господин Владимир!
Меня круто развернуло, перед глазами возник край двери, я заглянул в комнату через щель и произнес:
— Господин Владимир! Ага, его нет.
Я открыл дверь настежь, вкатил в комнату тележку с тряпками, ведрами и швабрами, тяжко вздохнул и подошел… подошла к зеркалу. Это была горничная, пришедшая убирать мои комнаты! Она долго вертелась перед зеркалом, а мне приходилось добросовестно повторять ее ужимки. Причем как я ни силился воспротивиться неведомой силе, поднимающей мои руки, ноги, растягивающей мое лицо в глупой улыбке глупой деревенской девушки, у меня ничего не получалось. Я был Тот, Кто Отражается В Зеркале! А в данный момент — горничная.
Потом я долго кружил по комнате, смахивая пыль мягкой щеточкой… потом вышел в спальню, оставив дверь открытой, и здесь произошло нечто странное — моя правая рука некоторое время продолжала махать щеточкой, а левая половина застыла как парализованная, … потом я еще больше сместился влево и совсем застыл, хотя продолжал слышать, как девушка ходит по спальне, напевая себе под нос незамысловатую песенку. Так продолжалось минут пять, потом меня снова дернуло, на этот раз вправо, краем глаза я увидел дверной проем и в глубине гостиной проклятое зеркало, а потом снова застыл. И я понял! Никакого Зазеркалья не существует! В Зазеркалье есть только то, что отражает зеркало и только тот, кого оно отражает. Стоило девушке выйти из поля зрения зеркала, и я застывал, а стоило вернуться — я начинал двигаться. «Бог мой, — подумал я, — ведь как только она уйдет, я снова растворюсь в темноте и пустоте и перестану существовать до тех пор, пока кому-то не вздумается войти в гостиную и отразиться в зеркале!» «Останься, — твердил я умоляюще, — останься, прошу тебя, не уходи так скоро!» И девушка словно послушалась — она не спешила, раз двадцать бросала свою щеточку, подходила к зеркалу, вертелась перед ним, и я уже начинал любить ее лицо, не правильное, не очень красивое, простоватое и бесхитростное, но такое милое сейчас, сейчас, когда я понял, что стоит ей уйти — и я перестану существовать…
Но все-таки конец настал. Постелив на кровать свежее белье, девушка выкатила свою тележку и закрыла дверь… «Нет! — орал я мысленно. — Я не хочу! Я не хочу растворяться! Оставьте меня!» И что-то произошло. Я не растворился, как в прошлый раз, более того, мне показалось, что я могу двигать одним пальцем. Я принялся старательно двигать им в темноте неотражаемого коридора, и у меня получилось!
Не помню, сколько часов я восстанавливал подвижность всего тела, но наконец настал момент, когда я смог открыть дверь и подойти к зеркалу. Никто не отразился в мутноватом стекле. Правильно, ведь я — Тот, Кто Отражается В Зеркале, а в гостиной никого не было. Я прикоснулся к стеклу невидимой рукой — оно было твердым и холодным, каким и должно было быть. Я уныло побродил по своему Зазеркалью, открывал двери в кабинет и ванную, закрывал их, оказываясь в пустоте, посидел на стульях, в креслах. Тело-то слушалось меня, но я его не видел. Я был невидимкой, я не отражался в зеркале, я не существовал. Вздор! А как же «Cogito, ergo sum»? (Я мыслю, значит, существую. Рене Декарт.) А никак. То есть еще как! Я существую, раз мыслю! Не может же пустота мыслить! Значит, что-то от меня осталось? У меня есть мозг, который, собственно, мыслит, значит, есть и черепная коробка, в которую этот мозг помещен, голова, шея, плечи и все остальное. Только невидимые. Нет, почему же невидимые? Видимые! Еще как видимые, особенно когда кто-то входит в комнату…
Меня вдруг швырнуло за дверь, я тут же открыл ее с той стороны и вошел в гостиную. Бог мой, это был сам я!
— Привет, — сказал я, точнее, он. — Как дела?
«Сволочь ты, — попытался сказать я. — Пришел поиздеваться?»
— Ну, не ругайся, — миролюбиво сказал он, принес стул и уселся напротив меня. Излишне говорить, что я проделал то же самое. — Не ругайся, не нужно. Пойми меня. За сто с лишним лет мир сильно изменился. Мне нужно привыкнуть, прежде чем я уйду отсюда…
