— Ладно, чего там, — пробурчал одноглазый. — Вы-то сами чем занимались? Кстати, как вас зовут?
— Антонио Моралес, к вашим услугам. Работал управляющим в порту.
— А меня — Силва. Из служащих.
— Нет, видали? Из служащих! — восхитился поборник зарождающегося движения за возрождение человечества.
И оба тут же в три глаза уставились на лысого.
— Ну что ж, можете называть меня Андерсеном. И я, было дело, служил — привратником в одном департаменте. Между прочим, костер-то догорает…
— Ну что вы, огонек еще есть… Впрочем, передайте, пожалуй, парочку во-он тех досок. Да что вы все так пугаетесь! Спасибо… А, успели заметить? Да, я, знаете ли, привык распоряжаться людьми, организовывать их, сплачивать — что поделаешь, должность обязывала… Да и вы, Силва, надо думать, тоже птица большого полета — как-никак из служащих. И, полагаю, вам известно мно-огое из того, о чем мы и не подозреваем, не правда ли?
— Э-э-э… пожалуй. Я, бывало, почитывал на досуге. Правда, не особо уж и вникая — так, на сон грядущий.
— Ну это не так уж и важно… То есть, я хотел сказать, сейчас все важно. Эх, жаль — нет бумаги! Хотя, постойте… Здесь же полно грязного битого стекла! Дайте-ка мне вот это, побольше. Водить по нему пальцем — занятие, прямо скажем, не из приятных, ну да наука требует жертв. Итак, Силва, вам первое слово!
Силва надолго замолчал, уставившись единственным оком в хилое пламя едва тлеющего костра. Он все никак не мог отогреться, он устал думать о чем-то, кроме еды. Горько, страшно думать и вспоминать. Да и что он мог поведать этому жалкому, обреченному мирку? Почти ничего. Интересно, дошла ли до сеньора управляющего вся ирония ситуации, которую он так тщится воссоздать? Ведь мир обрекла на гибель тоже в общем ничтожная кучка людей, обративших знание в оружие чудовищной силы! И вот, выходит, теперь им троим, да еще их ущербным потомкам предстоит начать все вновь — из пепла…
В памяти почему-то всплыло имя: Нерон. Ну конечно же, Нерон! Когда-то он смотрел большой телесериал об этом императоре.
— Нерон. Я бы начал с него.
— Прекрасно, Нерон так Нерон! — с энтузиазмом подхватил Моралес. — Какая разница, что послужит нам точкой отсчета? Кстати, в каком году и чем он прославился?
— Вот года я и не припомню. Хотя… Значит, так: Нерон сотрудничал с Юлием Цезарем. А потом они в чем-то не поладили, и Нерон с досады спалил Рим. Пожалуй, случилось это лет за пятьсот до Христа.
— Стоп, дайте записать: Нерон, Христос, Юлий Цезарь. Отлично, это уже кое-что! А к каким годам примерно относится эра Христа?
— Она началась с его рождества и завершилась где-то в районе Голгофы.
— Разумно, разумно, — Моралес живо водил пальцем по стеклу. — Так. А что вам известно о Юлии Цезаре?
— Он основал Рим.
— Итак, Нерон его сжег, а Цезарь, значит, отстроил заново, так следует понимать?
— Да, вроде того. Думаю, что так оно все и было.
— Еще бы! Ладно, с эпохой Рима все ясно. Перейдем к грекам. Что вы о них знаете?
— Они жили еще раньше.
— Когда именно?
— Лет этак за десять тысяч до Христа. Греки прославились своей Троей. Там они воевали с карфагенцами.
— И кто победил?
— Думаю, что никто. Ведь с тех пор и пошло известное выражение: пиррова победа.
— Пирр — это что, император Карфагена?
— Да, а как вы догадались?
— Друг мой, я тоже кое-что читал… Ну, на сегодня, думаю, истории хватит. Давайте поговорим о науках. Вот вы, Андерсон, служили привратником…
— Временами я еще подменял курьера.
— О, вы нам еще весьма пригодитесь, когда речь зайдет о географии. Но сейчас мне бы хотелось затронуть некоторые аспекты физики. Скажите, вы отвечали за освещение в фойе департамента?
— Еще бы!
— Стало быть, вам наверняка известно кое-что об электричестве!
— Ну, знаете, чтобы отвечать за освещение, вовсе не обязательно знать, откуда оно берется. Ясное дело, мне известно, куда вставить вилку, как ввернуть лампу… Ага, вот еще пишите, пока не забыл: есть два типа тока. Переменный и постоянный…
— Чем они отличаются?
— Один валит наповал, другой долбанет разок — но так, для острастки…
— Долбанет, говорите… А откуда оно берется, электричество?
— Ну, из этой штуковины… Не знаю, как уж она там называется, но однажды так меня саданула — искры из глаз посыпались! Все это каким-то образом связано с кабелем. И еще динамо. Да вы записывайте, детишкам такое всегда интересно.
— Динамо… Это что еще за зверь такой?
— Понимаете, такие щеточки, и они крутятся, и образуется электроподтек.
— Вы хотели сказать — поток?
— Может, и поток. Сами знаете, а еще спрашиваете!
— Что вы, я так… А дальше что?
— И этого хватит, я думаю. Теперь ваша очередь. Вы-то сами что знаете?
— О, я, например, мог бы вам рассказать, как без помех списать ценные грузы в разряд утонувших, а потом пустить их в оборот. Берутся липовые накладные…
— Не думаю, что они нам когда-нибудь понадобятся. К тому же следует позаботиться о моральном облике потомков… Расскажите-ка нам лучше, что вам известно о кораблях.
— В кораблях есть трюмы.
— А каким образом они плавают? Вот что интересно!
— Потому что они все до единого полые изнутри. По этому поводу есть даже специальный физический закон.
— Принцип Ньютона, — встрял в ученый диспут одноглазый.
— Вот именно… Как вы сказали? Ньютона?
— Да, но не спешите вы так, Моралес! Выслушайте все сообщение, а уж потом… Итак, принцип Ньютона гласит, что гравитация притягивает тела. Замечательное, скажу вам, открытие! Просто на все случаи жизни.
— И поэтому корабль не тонет?
— Нет, здесь все обстоит как раз наоборот. Это вода его держит на плаву.
— Ну и что?
— Я уже сказал: принцип Ньютона.
— Раз уж мы ударились в науку, — сказал Моралес, усердно выводя каракули. — то объясните мне заодно, что это такое — относительность?
— Это как-то связано с Эйнштейном. — Единственный глаз Силвы торжественно и строго уставился на уцелевший башмак Моралеса. — Это он ее открыл. И тем самым произвел форменный переворот в астрологии. Он так и говорил, бывало: господа, все в этом мире относительно!
— Как это мудро, коллега! — Моралес взял еще одно стеклышко. — Все относительно… А формулы, формулы какие?
— Сложные. Но вот что замечательно: он утверждал, что скорость света — триста тысяч километров в минуту.
— Эка хватил! Не многовато ли будет?
— Нет, уж это я точно помню. Но, пожалуй… Накиньте-ка часок на нынешние условия.
— Вот это другое дело. Так… Кто из нас силен в геометрии?