— Как это мудро, коллега! — Моралес взял еще одно стеклышко. — Все относительно… А формулы, формулы какие?
— Сложные. Но вот что замечательно: он утверждал, что скорость света — триста тысяч километров в минуту.
— Эка хватил! Не многовато ли будет?
— Нет, уж это я точно помню. Но, пожалуй… Накиньте-ка часок на нынешние условия.
— Вот это другое дело. Так… Кто из нас силен в геометрии?
— Есть теорема Пифагора. — Силва явно вошел в ученый раж.
— Это как?
— Есть такой способ замерять стороны углов. Пишите: сумма двух катетов равна гипотенузе.
— Как интересно! Не могли бы вы нам пояснить на примере?
— Охотно. — Силва достал складной нож. — Куда вы? Стойте! Не собираюсь я никого резать. Видите, черчу на земле треугольник. Вот — катеты, а это гипотенуза…
— Послушайте, ведь она явно короче их обоих, вместе взятых!
— На вид — да, но с точки зрения математики — ничего подобного. Пифагору тоже не верили, так ему пришлось выводить теорему.
— Как все-таки это прекрасно! — закатил глаза Моралес. — Вот явятся сюда обитатели иных миров, найдут наши скромные записи на стеклах, и перед ними предстанет величественная картина человеческих познаний…
— Коли на то пошло, надо бы добавить кое-что из литературы! — полыхнул вдохновенным глазом Силва.
— Да ну ее… Нет, тут требуется что-то фундаментальное. Например, атомная бомба. Как ее изготовить? Вот что бы им следовало знать в первую очередь!
Ответом ему было гробовое молчание. Вновь повисла пепельно-серая завеса дождя. Моралес неловко попытался прикрыть стекла лохмотьями пиджака, загородить их своим телом. Но вода подмывала грязь, каракули расплывались. Новый порыв дымного ветра бросил к их ногам истрепанные, мокрые листки — чудом уцелевшие от пожара, разрозненные части каких-то древних трактатов. Неоценимый кладезь познаний! Их надо срочно законспектировать. Для потомков. Или обитателей иных планет.
— Тут что-то говорится о нервной системе. Не разберу… Почитайте-ка нам, Силва! — После некоторого замешательства Моралес вновь прочно взял бразды правления ученым советом в свои руки.
— "Головной мозг является центром всей нервной системы, и ему подчиняются все органы тела. И я могу обратиться к любому отроку и речь ему: отрок, здесь проходят твои нервные окончания, и он не посмеет возразить мне, иначе бит будет розгами, и боль утвердит его в сознании моей правоты. Мозг надежно защищен костями черепной коробки…" — Одноглазый взял следующую страницу: — "…что ни в коем разе не мешает росту орхидей, луковки которых вам поставит знакомый торговец".
— Потрясающе, — с глубокомысленным видом заметил Моралес. — О чем там дальше? Есть там что-нибудь о красных кровяных тельцах?
— Там говорится, что есть такое созвездие — Телец. И при определенном положении звезд…
— Очень полезные сведения, но, кажется, из другой оперы… Впрочем, там разберемся. А о болезнях?
— Постойте… Ага, вот: "Все болезни — от пищеварения".
Этот и много других вечеров они провели за конспектами, усердно штудируя летописи погибшего мира. Но настал день, когда Моралес торжественно объявил о завершении беспримерного труда. Пора приступать к обучению…
…Вдоль ниши, под скалой, бережно расставлены стеклянные обломки, испещренные грязными разводами. В серой пелене дождя едва проглядывались недетские, сморщенные лица нетопырей, вперивших безучастные взоры в первого учителя последней эры.
— Два в квадрате — четыре. Таким образом, мы можем возвести в квадрат любое число, помножив его на два. Пример: двенадцать на два — двадцать… — э-э-э… четыре. Четыре… О чем бишь я? Ах, да, четырежды два…
И тут пошел серый снег.
Итак, по пророчеству классика англо-американской поэзии XX века Т.С.Элиота:
Вот как кончится мир
Не взрыв но всхлип.
("Полые люди". Пер. А.Сергеева)
Малообнадеживающая перспектива, и если ныне политики, ученые, писатели и другие люди доброй воли настойчиво привлекают к ней внимание, то лишь с одной целью: не допустить ее осуществления. Ни в коем случае и любыми усилиями. В таком контексте закономерно возникает мечта об оружии против оружия, машине для уничтожения военной машины. Идея изобретения, способного покончить с военной угрозой, давно занимала фантастов. Глубокую, больше того — ответственную трактовку такой идеи дает англичанин Боб Шоу в повести "Путешествие в эпицентр" (1971).
Богатая выдумка, точно "схваченные" типы сотрудников военной лаборатории, безупречное с точки зрения психологии воссоздание обстановки в неблагополучной семье героя, тщательно слепленный характер главного действующего лица, математика Лукаса Хачмена, всесторонне мотивированное развитие интриги — все это суть бесспорные достоинства повести. Столь высокий уровень художественности не так уж часто встречается в современной именно научной фантастике, но, с другой стороны, не так уж часты в ней и произведения, в которых научно-фантастический сюжет сочетается с приключенческим, а все вместе-с повествовательной манерой, присущей социально-психологической реалистической прозе. Вспоминаются "Меж двух миров" Д.Финнея, "Солярис" С.Лема, "Космическая одиссея" А.Кларка, некоторые книги А.Азимова и Д.Уиндема.
Не менее ценным, однако, представляется философский подтекст повести Б.Шоу, проникающая ее мысль о том, что военно-политическая ситуация в мире стала с середины 1960-х годов нетерпимой и погибельной, поэтому долг каждого человека — сделать все, что в его силах, чтобы предотвратить катастрофу. Вопрос вопросов поставлен со всей определенностью: "…сможем ли мы изменить наш чудовищно запутанный мир? Сможем ли прервать чудовищный Танец Смерти?"
Автор исходит из трезвого учета расстановки сил на земном шаре: "Но в ядерной войне абсолютное средство обороны может стать абсолютным оружием…" В этом отношении те круги на Западе, что не желают признавать столь ясную военную очевидность и настаивают на "оборонительном" характере СОИ, оказываются дальше от реальности, чем писатель-фантаст, который еще шестнадцать лет тому назад обнаружил понимание и сложности стоящей перед человечеством проблемы взаимной безопасности, и невозможности решить ее подвижничеством гениальных одиночек. Однако нравственная позиция Лукаса Хачмена в повести привлекает максимализмом совести: нельзя ничего не делать для мира, если можно сделать хоть что-то. Эта позиция и толкает героя к противоборству с государственной военно-политической машиной, с чего начинается его
