Много захотел. Сколько циклов подзарядки выдержала книжная батарейка за двадцать лет? Скорее всего она давно и необратимо деструктурировалась, равно как и батарейки в других книгах, так что пытаться зарядить ее было, пожалуй, бесполезно. Ясно, отчего в библиотеке наросла пыль, почти как в кубриках. Да и в видеотеке не лучше.
Неясно другое: почему старик до сих пор окончательно не подвинулся умом? Неделя общения с очередным бедолагой-штрафником – потом целый год воспоминаний о том, как славно беседовали по душам… Я бы на его месте свихнулся раньше, чем облысел, точно. Перебрал бы балласта, чтобы нырнуть без возврата к Вихревому поясу… или отключил постановщик помех. А вернее всего, сдался бы своим при первых симптомах, если не раньше. Да что там говорить, наверняка раньше! Кто не помнит своего долга перед Федерацией, что бы ни случилось с ним, тот не глубинник – отброс, вшивое дерьмо, хуже пораженцев, которых мы гоняли в Новом Ньюпорте. Мне о них и думать противно.
Вчера я пытался поднять эту тему – и в первый раз капитан не пожелал со мной разговаривать, лишь буркнул: «Не должник я – кредитор», тем разговор и кончился.
Да кто я такой, чтобы его судить?
Может быть, и есть у меня на это право, но я не хочу. Потому что судили меня. Судили за то, что не пожелал принять смерть от своих, вздумал возражать. И осудили – спасибо, что лишь за буйство, а не за убийство Глиста-Андерса.
И странно, и глупо. Какая-то несуразная служба на Капле у меня получается. Ну почему я из всех глупостей непременно выбираю наибольшую?
Разделаться с Лейфом можно было и без посторонних глаз, выждать момент, заставить выложить все – и столкнуть за борт, хорошо бы в желтый прилив. Умный человек поступил бы именно так и непременно нашел бы оправдание в том, что прервать жизнь подлеца – не подлость, а благо.
Вот и утрись тем, что ты не подлец, а просто дурак и, как видно, им останешься. Невероятно утешительная мысль.
А тут еще эти сны…
– Чем кричать по ночам, ты бы лучше снотворное жрал, – советует старик. – У здешнего медика были роскошные запасы, кое-что еще осталось. А на срок хранения плюнь: я глотал – и жив. Будешь спать как бревно, без всяких кошмаров.
Медленно качаю головой в ответ. Не хочу быть как бревно, пусть даже я бревно и есть – тупое и гулкое, как строевая лесина. Плевать. Мои сны не касаются старика никаким боком.
– Оделся? Пошли в боевую рубку, хочу, чтобы ты сам увидел. Интересные дела творятся на Капле и тебя прямо касаются…
– Что еще за дела? – спрашиваю без интереса. Не до дел мне сейчас.
– Там увидишь.
Сине-зеленый, чуть сплюснутый шар – условное голографическое изображение Капли – висит в воздухе посреди боевой рубки, сразу притягивая взгляд. Это что-то необычное. Крайне редко возникает необходимость вызвать на терминал глобус, чтобы оценить общепланетную обстановку, – мне такого не приходилось ни делать, ни видеть.
И точки. Множество красных точек преимущественно в Северном полушарии, различные по яркости и, на первый взгляд, разбросанные хаотично, а на деле с тенденцией к объединению в кучки. Вот возникла еще одна, очень яркая…
«Мозг» субмарины работает. Сила и направление поверхностной сейсмической волны и волны, отраженной от Вихревого слоя, индивидуальные характеристики каждой волны, сложная картина интерференции, учет перемещения акустических каналов в толще океана, учет помех от желтых приливов и естественных сейсмов… В хаосе разбегающихся волн можно достаточно точно вычислить и местонахождение эпицентра, и эквивалент.
Началось.
И ведь – тишина! Лишь скрип занесенных в Гольфстрим облаков криля нарушает покой Сонной субмарины. Слишком далеко от нее вскипают и превращаются в газ кубокилометры океана, слишком далеко глубинники в цереброшлемах ХОТЯТ опустошить стволы ракетных шахт и при каждом старте испытывают короткий укол блаженства, слишком далеко веселье и ярость боя.
Началось…
А я?
– Более пятисот подводных взрывов в северных зонах, и некоторые очень мощные, – поясняет старик, будто у меня самого глаз нет. – И это всего лишь за последний час. В зоне Федерации пока всего-навсего шесть эпицентров. Лихо начали.
Молчаливо соглашаюсь: да, начали пожалуй, неплохо. Даже хорошо. Судя по россыпям точек на глобусе, массированному удару одновременно подверглись все три северные зоны, и, судя по слабому ответу, удар удалось осуществить неожиданно для противника!
Красная точка, довольно тусклая, вдруг возникает в Южном полушарии – поверхностный или даже надводный взрыв. Прицельно или наугад? Интересно знать, как у северян с целенаведением? Я бы первым делом пожег их спутники, что болтаются на орбитах, будто так и надо. Ну да командование не глупее меня.
Еще одна точка на юге, восьмая! И – словно в ответ – сразу десяток ярких точек у северян. Не хотел бы я быть сейчас на их месте…
А на своем нынешнем месте – хочешь быть?!
Это только начало, я знаю. Я пропустил лишь первый аккорд симфонии – жаль, но и на мою долю хватит. Даже если основные силы врага уже выбиты, зачистка всей акватории Капли растянется на месяцы – недобитые подлодки и целые группы субмарин и капсул еще долго смогут сопротивляться и даже угрожать Поплавку, вовсе не беззащитному, но все же уязвимому.
Знаю одно: сейчас мое место там. В Северном полушарии, в бою за то, что важнее всего на свете: за единство человечества! Десятки ударных крейсеров, сотни капсул, авиация… Там Лейф, с которым я еще разберусь – но потом, не сейчас! Всему свое время. Даже Хмырь Бенни, наверное, там – не спрячется, трус, понюхает войны. Там люди делают то, что должны делать, к чему их готовили всю их жизнь, – а что, спрашивается, делаю я?
Я должен быть с ними. С теми, кто без пощады гвоздит отступников-северян, кто сгорает в плазме ответных ударов, но смывает – смывает! – с Федерации тридцатилетний позор! Я должен быть с ними, и я с ними буду…
Оказывается, я говорю и сам не слышу своих слов. Капитан, маленький лысый гном, переспрашивает, будто не понял:
– Ты в самом деле просишь вывезти тебя из Гольфстрима?
Киваю: да! да!
Кривится старый гном:
– Тебе-то, штрафнику, это на что?
Он не поймет. Незачем и отвечать.
– Ты хорошо подумал? Парень, ты не знаешь, что такое большая война. Спроси у тех, кто знает.
– А ты не хочешь заслужить прощение, кэп? Пошли вместе!
Он смеется очень неприятным смехом.
– Кто кого должен прощать? Я что-то не понял, поясни.
– Как хочешь. – Я не собираюсь спорить с ним. – Тогда отпусти одного меня.
Он перестает смеяться.
– Ты дурак, парень. Таких, как ты, ваше же командование называет оболванцами, ты это знаешь? Расходуемый материал. Ну, вывезу я тебя из Гольфстрима и выпущу на волю – дальше что? О тебе, возможно, уже забыли. Всплывешь и будешь вопить о помощи на весь эфир – вот и готовая мишень. Оставайся. Не насовсем – насовсем, если по-честному, мне не надо, мне бы на несколько дней… Ты пойми: двадцать лет! До сегодняшнего дня я мог бы, наверно, сдаться любой зоне и попытаться улететь отсюда… а куда? Везде одно и то же, везде люди, везде они одинаковы. Не хочу. Одиночество – оно только для одного, двоих ему не выдержать. И Витуса на самом деле я убил… да-да! Отравил, потому что с ним творилось то же самое, потому что видел: еще немного – и он убьет меня…
