- Мне бы выпить, что ли, музей? Было это сказано таким жалостливым и канючливым голосом, что дрогнуло бы и каменное сердце.
Появился тот же приноситель зажигалок с подносом, и большим, полным стаканом
чего-то. От приносителя исходили осязаемые, плотные волны сочувствия и участия.
Что-то оказалось неплохим коньяком, тут же на подносе была маленькая гильотинка и красивая ароматная сигара, которую он, после очередного глотка, закурил с огромным удовольствием.
- Да-а, это лучшее из всего, что я здесь услышал, спасибо, родной, и он погладил пол и бронзовый поручень у стены.
- И тебе спасибо, человек.
- За что, мать твою?
Коньяк уже подействовал на него, появились валящая с ног лёгкость и туман в голове и мыслях.
- За дружбу и верность, человек. Это самое лучшее из всего созданного природой, и очень редко встречающееся. Ты, наверное, не знаешь, что у тех, кто называет себя махтами (потом последовало слово на незнакомом языке, и Баклан безошибочно просек его как соленый флотский мат), нет эмоций, у них есть только тонус, хороший или плохой, и все. Я очень рад, что ты так переживал за своего товарища Алоиза Фунта.
Очень рад.
- Ты бы лучше рассказал о себе, ну, кто тебя построил и от кого, в конце концов, ты получаешь свои инструкции, мать твою!
- Не злись человек, но этого я тебе сказать, пока не могу
- Ну что ж, и на том спасибо. Бо-о-ль-шое спасибо, железяка.
Вспомнил про Фунта и его удачу. - Ну ты и... ик ! Он икнул так, что ему показалось- заклинило все внутренности. - Рад за тебя! Баклан понял, что совсем опьянел и сейчас просто отключится, потому растянулся у стены, прямо на полированном каменном полу. Его сморил сон, и он после всего пережитого, усталый и счастливый, уснул.
Тут же, из уже знакомого люка в стене, вынырнул давешний робот-эллипсоид, приносящий выпивку с куревом и зажигалки, с подушкой и пледом, подложил опьяневшему и ворчащему во сне Баклану подушку под голову и укрыл его.
И совсем тихо, шелестящим и теряющимся в анфиладе залов шепотом, отдаваясь эхом под высокими сводами прозвучало - Я не музей, человек, я - сущее.
Глава девятая
Лишь пара секунд
- Козлы!!! - Драные, вонючие козлы!
Хотя слова были сказаны на древнейшем языке, с эмоциями, выраженными змеиным шипением в конце фразы, единственный слушатель всё прекрасно понял.
В одной руке у помянувшего козлов тонкой сизой струйкой дымилась сигара, другой он небрежно держал сверкающий хрустальный бокал с темно-янтарным напитком.
По яркой и колоритной внешности, по роскошнейшей одежде и нескольким украшениям вряд ли можно было определить, из каких далей и времён появился человек. Хотя длинные волосы, заплетенные сзади в короткую косичку, манили в прошлые века, с клубами порохового дыма, звенящей сталью и парусами над головой.
Джентльмен вполне определенно мог быть и главой тайной миссии великой державы, обременённым государственными заботами и прибывшим из далеких колоний в метрополию по очень важным делам. Казалось, вместе с ним здесь были и его вечные спутники - соленые океанские ветры, песок пустынь и тропические дожди.
А ещё он мог быть главой тайной службы той же великой державы, или вице-канцлером другой, не менее могущественной империи, с разящей шпагой, зловещими придворными интригами и секретными шифрами. Или послом той же империи в другой державе или галактике, со штатом тайных убийц и роковых любовниц.
Он мог быть любым из них, но не был ни первым, ни вторым, ни третьим. Был он вовсе не из этого времени, и даже не из этого пространства, но несравненно могущественнее всех их, вместе взятых. С их державами и империями. И даже галактиками. Несмотря на могущество и величие, в глазах человека горела та самая искорка, что заставляет женщин с головой, как в омут, бросаться в интриги и безнадежные любовные авантюры, а мужчин - на поиски древних сокровищ и опасных приключений. Удобно развалившись в огромном, не вписывающемся в регламент тесной рубки патрульного дредноута зеру, обитом драгоценной кожей кресле, человек вел себя по-хозяйски, с неприкрытым сарказмом глядя на странное существо, неподвижно замершее в пилотском кресле.
Застывший в пилотском кресле рептилоид с тускло отсвечивающими золотом шевронами, искрящимся пурпуром дорогого металла поясом пилота и ухоженными пластинами панциря - адмирал Патрульного флота зеру Финч, собственной персоной.
Финч сидел, странно вытянувшись, выпрямив свою, совсем не приспособленную для такой позы спину, неловко держа в вытянутых вперед лапах большой, не помещающийся в его ладошках с короткими пальцами, полный стакан с коньяком.
В другой раз он бы выпил с удовольствием. Но не сейчас.
Человек взглянул на почти полный бокал в своей руке, пригубил, затянулся терпким дымом сигары, узкой струей выпустил вверх дым, вновь посмотрел на бокал, будто коньяк и сигара и были сейчас самым главным. Потом, вспомнив, что только сейчас о чем-то говорил, встрепенулся и резко и напористо продолжил.
- У них, у этих осьминогов, Финч, все не так, абсолютно все, и я хочу столкнуть их лоб в лоб с махтами. Ни тем, ни другим нет места под этими звездами. Я так решил.
И так будет! Нет, нет. Пардон, пардон, совсем не так!
Сделав грозное лицо, и придав тому, что было в руках схожесть с символами державной власти грозно и пафосно произнес - Да будет так!
А некоторые, - продолжил джентльмен - перекраивая историю, говорят - быть по сему! Чем мы сейчас, историей, Финч, и займемся.
Сидевший рядом и замерший в позе истукана Финч, несмотря на сарказм и кураж говорившего, нисколько, ни капли не сомневался - именно так и будет.
- Твоя главная задача - сделать так, чтобы ни у спрутов, ни у махтов не возникло ни малейшего повода даже подумать, что столкнулись они не случайно, что всё получилось абсолютно естественно. Чтобы начало этой бойни одни мотивировали подлостью и вероломством других. И чтобы повод начать войну были и у тех и у других. Чтобы они хотели войны, чтобы они её страстно желали! Чтобы все ресурсы всех их планет были брошены в аннигиляционный ураган. А без ресурсов и без флотов они тихонько угаснут. А мы поможем. - Джентльмен сделал глоток из стакана, затянулся, выдохнул дым. - Угаснуть.
- И ещё, Финч, попробуй, постарайся сделать так, чтобы не пострадали те, оставшиеся на Нереиде, на всех ее спутниках, станциях и колониях, те тысячи, не самых плохих, выживших. Всё же, всё же и спруты имеют право на жизнь.
И они, в отличие от живущих во Множестве миров, нормальные, такие же, как уважаемый тобою Коц. Я, - говоривший смахнул несуществующую пылинку с лацкана своего френча-сюртука-смокинга,- я его тоже уважаю. Ты знаешь, я миров и историй насмотрелся - не сосчитать. Но, здесь ведь случай, Финч, особый, когда один выживший, как он думал до самого своего конца, отомстил, рассчитался по полной с целой цивилизацией. - Факт действительно уникальный! - Красивая жизнь! И была ли красивее - не знаю.
