— Не уверен,— возразил Пес.
— У нас мало времени,— повторил Паук.
— Нам вообще нечего тут делать,— решительно произнес Шар,— Нас посылали не за этим, так что пошли отсюда.
— Раз мы здесь,— сказал Пес,— будет некрасиво просто взять и уйти.
— Тогда за работу,— буркнул Паук,— Давайте разгрузим корабль.
— Если вы не против,— сказал Человек,— я хотел бы побродить по окрестностям. Пройдусь погляжу, что и как.
— Я с тобой,— вызвался Пес.
— Спасибо,— отозвался Человек,— но в том нет никакой необходимости.
Товарищи отпустили его. С вершины холма они наблюдали за тем, как он спустился по склону и направился к таинственным зданиям, а потом принялись за активацию роботов. Когда на закате они вернулись на холм, Человек поджидал их: он сидел на гребне и смотрел на деревню. Он не стал спрашивать о том, что им удалось отыскать. Казалось, ему все известно и так, хотя он всего лишь прошелся по деревне и никуда не ездил.
— Странно,— проговорил Пес,— Ни намека на что-либо необычное, ни единого свидетельства прогресса. Скорее, они регрессировали. Ровным счетом ничего оригинального.
— Я видел машины,— сказал Человек,— домашние приспособления, бытовая техника.
— Больше ничего и нет,— откликнулся Паук.
— Людей тоже нет,— добавил Шар.— Ни следа сколько-ни– будь разумной жизни.
— Специалистам, когда они прилетят, может повезти больше нашего,— заметил Пес.
— Сомневаюсь,— бросил Паук.
Человек отвел взгляд от поселения и посмотрел на товарищей. Пес как будто извинялся, что находки, пустяковые сами по себе, не сулили ничего утешительного. Да, Пес и впрямь извинялся, потому что в его сознании сохранилась некая толика былой верности человеку. Беспрекословное послушание и всепрощающая любовь остались в далеком прошлом, однако у собак из поколения в поколение передавалась привязанность к существам, перед которыми преклонялись их предки. Паук, похоже, был доволен — доволен тем, что не обнаружил каких– либо следов человеческого величия, что теперь на человечестве можно поставить крест и загнать людей туда, откуда они будут с замиранием сердца следить за возвышением пауков и прочих разумных тварей. Шару же, очевидно, было все равно. Он парил в воздухе рядом с головой Пса и всем своим видом выказывал равнодушие к участи человечества. Его заботило только одно: чтобы выполнялись намеченные планы, достигались поставленные цели, а развитие шло по нарастающей. Вне сомнения, он уже стер из памяти эту деревню и сведения о людях– мутантах, наверняка перестал считать их фактором, способным повлиять на прогресс.
— Пожалуй, я задержусь здесь,— сказал Человек,— если вы, конечно, не возражаете.
— Не возражаем,— отозвался Шар.
— Темнеет,— предостерег Паук.
— Скоро появятся звезды,— проговорил Человек,— может статься, даже луна. Вы не заметили, у планеты есть луна?
— Не заметили,— ответил за троих Паук.
— Пора готовиться к отлету,— сказал Пес,— Я позову тебя, когда мы соберемся улетать.
На западе еще догорал закат, а небосвод уже усыпали звезды. Сперва проступили самые яркие, за ними те, что потускнее, и, наконец, в небе засверкали мириады огней. Луны, к сожалению, не было, а если она и была, то предпочитала не показываться.
Сумерки принесли с собой прохладу. Человек набрал деревяшек — обломившихся сучьев, сухого кустарника и кусков, которые выглядели так, словно их когда-то обрабатывали,— и развел костер. Тот получился небольшим, но вполне достаточным, чтобы разогнать мрак; Человек подсел поближе к огню, ища не столько тепла, сколько дружеского участия. Он сидел у костра и глядел на деревню. Что-то не так, твердил он себе, величие человеческой расы не могло исчезнуть бесследно. Ему было грустно, он страдал от одиночества, навеянного пребыванием на чужой планете, под незнакомыми созвездиями, а еще тем, что надежда, манившая в неизведанную даль, оказалась призрачной, упования рассыпались в прах: его сородичи так и не сумели подняться над собой. Машинники на задворках империи, основанной не людьми, а Псами, Пауками, Шарами и прочими созданиями, которых поистине невозможно описать! Но ведь человечество славилось не одними машинами! Оно шло к своей судьбе, а машины просто помогали перекинуть мост к тому времени, когда эта судьба станет доступной восприятию. Да, в борьбе за выживание машины были, можно сказать, необходимы, но суть-то не в них; вовсе не они — конечная цель развития, идеал, к которому стремились люди.
Пес возник из темноты, уселся рядом с Человеком и тоже стал смотреть на деревню, кипение жизни в которой затихло в незапамятные времена. Блики пламени отражались на его лоснящейся шкуре, он был прекрасен, и в нем по-прежнему ощущалась некая первобытная, унаследованная от предков дикость. В конце концов он нарушил тишину, нависшую над миром и как бы проникшую в его естество.
— Хорошо,— сказал он.— Я редко развожу огонь.
— Огонь был первым шагом,— отозвался Человек,— первой ступенькой. Он для меня как символ.
— У нас, псов, свои символы. Они есть даже у пауков. А вот Шар не знает, что это такое.
— Мне жаль его,— проговорил Человек.
— Не растравляй себя,— посоветовал Пес.— Между прочим, Шар жалеет себя. Он жалеет всех, кто не похож на него.
— Когда-то мы испытывали подобные чувства,— сказал Человек,— но теперь уже нет.
— Пора улетать,— сообщил Пес,— Я знаю, ты хотел бы остаться, но…
— Я остаюсь,— перебил Человек.
— Ты не можешь,— возразил Пес.
— Я остаюсь,— повторил Человек,— Вы вполне обойдетесь без меня.
— Я предполагал, что ты останешься,— произнес Пес.— Принести твои вещи?
— Будь настолько добр,— ответил Человек,— Мне не хочется идти самому.
— Шар рассердится,— предупредил Пес.
— Знаю.
— Тебя накажут. Пройдет много времени, прежде чем тебя снова допустят к работе.
— Знаю.
— Паук скажет, что люди все чокнутые. Он постоянно говорит всякие гадости.
— Мне все равно,— откликнулся Человек,— почему-то мне все равно.
— Ну ладно,— проговорил Пес.— Пойду за вещами. Значит, одежда, книги и маленький саквояж, верно?
— И еда.
— Разумеется. Уж про еду-то я не забуду.
После того как корабль улетел, Человек стал разбирать вещи, которые принес Пес, и обнаружил, что тот оставил ему часть собственного продовольственного рациона.
Обитатели деревни жили спокойной, размеренной жизнью, не отказывая себе в удобствах. Многие устройства в домах разрушились от времени, все они давным-давно перестали действовать, однако догадаться, для чего предназначалось то или иное приспособление, не составляло труда. Люди прошлого любили красоту: у каждого из домов был разбит садик, тут и там попадались цветы или деревья, за которыми, по всей видимости, ухаживали, как за детьми, ибо они отличались либо изяществом форм, либо богатством и прозрачностью красок. Впрочем, вся забота канула в прошлое вместе с хозяевами домов, и теперь красота растений поблекла и приобрела ностальгический оттенок.
