Они изучали таблицу, которую Джонни набросал на обратной стороне акта о списании устаревшей аппаратуры для радиоперехвата. Возле стола Баннермана были в беспорядке свалены семь или восемь картонных коробок со старыми карточками, а в ящике для входящих и исходящих бумаг стояли карточки с графиками дежурств Фрэнка Додда за все время его службы в полиции. Таблица выглядела следующим образом:
Альма Фречет (официантка) 15.00 12.11.70Дежурство на Главной улице. Пост в гаваниПолина Тусейкер 10.00 17.11.71Свободен от службыЧерил Моуди (школьница) 14.00 16.12.71Свободен от службыКэрол Данбаргер (студентка) ?.11.74Двухнедельный отпускЭтта Рингголд (учительница) 29(?).10.75ПатрулированиеМэри Кэт Хендрасен 10.10 17.12.75Свободен от службы
Время смерти указано предположительно, на основании заключения экспертизы.
– Вы правы, это еще ничего не доказывает, – согласился Джонни. – Но и не снимает с него подозрения.
Баннерман ткнул пальцем в таблицу.
– Когда была убита мисс Рингголд, он нес службу.
– Положим, что так. Если только она действительно была убита двадцать девятого октября. Хотя это могло случиться и двадцать восьмого и двадцать седьмого. А что, если он даже нес службу? Кому придет в голову подозревать полицейского?
Баннерман пристально изучал таблицу.
– Ну а как обстоит дело с интервалом? – спросил Джонни. – С интервалом в три года?
– В семьдесят третьем – семьдесят четвертом годах Фрэнк находился здесь при исполнении служебных обязанностей, – сказал Баннерман, перебирая карточки. – Вы же видите.
– Как знать, может быть, в ту зиму у него не было вспышки активности. Такое бывает, насколько нам известно.
– Насколько нам известно, нам ничего не известно, – отрезал Баннерман.
– А как насчет семьдесят второго? Конца семьдесят второго – начала семьдесят третьего? В картотеке ничего нет по этому периоду. Он что, был в отпуске?
– Нет, – сказал Баннерман. – Фрэнк и еще один парень по имени Том Харрисон слушали курс «О местном судопроизводстве» на отделении Колорадского университета в Пуэбло. Курс рассчитан на два месяца. Фрэнк с Томом пробыл там с пятнадцатого октября и почти до рождества. Фрэнк чуть было не отказался ехать, боясь оставить мать дома одну. Честно говоря, я думаю, это она убеждала его остаться. Но я уговорил Фрэнка. Он рассчитывал сделать карьеру по нашему ведомству, а при этом совсем неплохо иметь в активе университетский курс. Помнится, когда они вернулись в декабре, Фрэнк выглядел ужасно – перенес вирусное заболевание. Похудел на двадцать фунтов. Он сказал, что никто в тех молочных краях не готовит так, как его мамочка.
Баннерман умолк. Видимо, что-то в этом рассказе смутило его самого.
– Он взял недельный отпуск по болезни на время школьных каникул и только после этого немного отошел, – закончил Баннерман, словно оправдываясь. – На службу вышел не позднее пятнадцатого января. Можете проверить по картотеке.
– Нет необходимости. Так же, как нет необходимости говорить вам, каким будет ваш следующий шаг.
– Вы правы, – сказал Баннерман, опуская глаза. – Я говорил, что вы неплохо соображаете в нашем деле. Вероятно, я и сам не понимал, насколько был прав. Или не хотел понимать.
Он снял телефонную трубку и извлек из нижнего ящика стола толстый справочник в простом синем переплете. Листая справочник, он бросил:
– Здесь есть телефон любого шерифа в любом графстве Соединенных Штатов.
Баннерман нашел нужный номер и набрал его.
Джонни поерзал на стуле.
– Алло, – сказал Баннерман. – Управление шерифа в Пуэбло?… С вами говорит Джордж Баннерман, шериф графства Касл в западном Мэне… Да, именно так, штат Мэн. Простите, с кем я говорю?.. Так вот, полицейский Тейлор, ситуация следующая. У нас тут произошла серия убийств – изнасилования с удушением, шесть случаев за последние пять лет. Все они имели место в конце осени или в самом начале зимы. Мы… – Он поднял на Джонни страдальческий, беспомощный взгляд, затем снова опустил глаза. – Мы подозреваем человека, который находился в Пуэбло с пятнадцатого октября по… гм… семнадцатое декабря семьдесят второго года, если не ошибаюсь. Я хотел бы знать, числится ли в ваших журналах за этот период нераскрытое убийство – жертва женского пола, любого возраста, изнасилована, причина смерти – удушение. Далее, если такое преступление было совершенно и вы взяли пробу спермы, я хотел бы знать ее группу. Что?.. Хорошо. Благодарю… Я буду ждать. До свидания.
Он повесил трубку.
– Сейчас он проверит, кто я такой, затем пройдется по журналу и перезвонит мне. Хотите чашечку… ах да, вы же не пьете.
– Нет, – сказал Джонни. – Я выпью воды.
Он наполнил бумажный стаканчик. Буран выл и барабанил в стекла.
За его спиной раздался виноватый голос Баннермана:
– Ладно, чего там. Вы правы. Я бы не отказался от такого сына. Когда моя жена рожала Катрину, пришлось делать кесарево. Ей больше нельзя иметь детей, врач сказал, что это убьет ее. Тогда ей перевязали трубы, а я сделал вазектомию. Для страховки.
Джонни подошел к окну и долго стоял со стаканчиком в руке, вглядываясь в темноту. Кроме снега, смотреть было не на что, но он не мог обернуться, иначе Баннерман сломался бы окончательно. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы почувствовать это.
– Отец Фрэнка работал на железнодорожной ветке Бостон – Мэн. Погиб, когда мальчику было лет пять. Пьяный полез сцеплять вагоны, и его буферами… в лепешку. Фрэнк остался единственным мужчиной в доме. Роско утверждает, что у него в школе была девочка, но миссис Додд быстро это дело поломала.
Ничего удивительного, подумал Джонни. Женщина, которая могла… прищепкой… собственного сына… такая ни перед чем не остановится. Тоже хорошая психопатка.
В шестнадцать лет он пришел ко мне и спросил, не возьмут ли его полицейским на полставки. Сказал, что с детства ни о чем другом не мечтает. Мне он сразу понравился. Я оставил его при себе и платил из своего кармана. Платил, сами понимаете, сколько мог, но он не жаловался. Готов был вкалывать задаром. За месяц до окончания школы подал рапорт с просьбой перевести его на полную ставку, однако в тот момент у нас не было вакансий. Тогда он устроился где-то на временную работу, а по вечерам ездил на лекции для полицейских в Горемский университет. Похоже, что миссис Додд и тут пыталась все поломать – не хотела оставаться дома одна, но на этот раз Фрэнк уперся… не без моей поддержки. Мы взяли его к себе в июле семьдесят первого года, и с тех пор он у нас… Вот вы мне говорите такое, а я как вспомню, что Катрина была там вчера утром, что она прошла в двух шагах от того человека… для меня это все равно что кровосмешение. Фрэнк бывал у нас в доме, ел с нами за одним столом, раза два мы оставляли на него маленькую Кэти… а вы говорите…
