Съезжая изба стояла на площади рядом с двором боярина и напротив церкви. В горних комнатах было темно и тихо, спали все, а в подклети светилось узкое окошко, заделанное бычьим пузырем. НА дальней околице постукивала колотушка сторожа и изредка взбрехивала собака. Полаяли собаки и на боярском дворе, почуяв чужого пса, но так как он не отзывался, вскоре затихли. Дочка бортника подъехала к крыльцу избы, привязала лошадь к коновязи и показала рукой псу, чтобы лежал здесь. Она достала из торбы разрыв-траву и кукушкины слезы и медвежью лапу, подошла к оббитой железом двери, ведущей в подклеть, постучалась:
— Господи Иисусе Христе, помилуй нас!
— Аминь! — послышался за дверью мужской голос. — Кого там нелегкая носит?
— Утром приедешь, ему сейчас не до тебя.
— Мне надо к утру домой вернуться, за хозяйством некому присматривать. Я много принесла, на всех хватит, и медовухи целый кувшин.
— Впусти ее, — послушался другой мужской голос, подрагивающий, будто говорящий ехал в тряской телеге.
Проскрипел дубовый запор, дверь приоткрылась. Чернобородый и кривой на правый глаз кат с жилистыми руками окинул девочку взглядом с головы до ног, пытаясь найти кувшин с медовухой. Дочка бортника поднесла к его лицу левую медвежью лапу, похожую на человеческую, только слишком заросшую, провела влево-вправо — и будто намазала густым клеем: глаза ката слиплись, щеки и губы обмякли, расплылись. Он покачнулся и, придерживаясь рукой за стену, медленно пошел по комнате, в которой стоял стол и две лавки, а на стене висели орудия пыток. Кат с трудом добрался до ближней лавки и рухнул на нее, как подрубленный. Его товарищ, низколобый и с вывороченными ноздрями, словно набитыми комками черных волос, приоткрыл рот, намереваясь ругнуться, но не успел, потому что медвежья лапа с полусогнутыми, когтистыми пальцами поколебалась у его лица. Второй кат успел зевнуть перед тем, как свалился, заснув мертвым сном.
Девочка подошла к маленькой дубовой двери с зарешеченным окошком вверху и закрытой на висячий замок, большой и ржавый. Из окошка тянуло испражнениями, кровью и паленым мясом. Девочка дотронулась разрыв-травой до замка, он жалобно взвизгнул и разлетелся на несколько частей, завоняло дегтем. Она открыла дверь, замерла на пороге, привыкая к вони и темноте.
— Прямо иди, — позвал отец.
Девочка выставила вперед руки, прошла несколько шагов, путаясь ногами в соломе, гнилой и влажной.
— Чуть левее. Стой. Повернись к двери.
Девочка развернулась и заметила левее себя и чуть впереди лежавшего на полу отца, ноги которого были закованы в кандалы, приделанные к кольцу в стене. На груди бортника сидела белая мышка, умывалась. Когда пронзительно зазвенели рвущиеся кандалы, мышка неторопливо слезла с человека, побежала в нору под стеной.
— Помоги встать, — попросил отец.
Спина его была исполосована кнутами — живого места не найдешь, а руки, вывернутые в суставах, не шевелились. С помощью дочери он вышел из подвала, добрался до коновязи.
— Кукушкины слезы привезла? — спросил он дочь.
— Да.
— Дай псу.
Он присел перед кобелем, в зубах которого был узелок с травой кукушкины слезы, и представил, как он заходит во двор боярина, быстро подбегает к колодцу и роняет в него узелок, а потом, не вступая в драку с боярскими собаками, выбегает на улицу.
— Открой ему ворота, — сказал он дочери.
Девочка подошла к воротам боярского двора, просунула травинку с двумя четырехугольными листьями в щель калитки. По ту сторону ворот звякнуло железо и испуганно завыли собаки. Калитка малость приоткрылась, пес нырнул в просвет и исчез. Через какое-то время в глубине двора послышался собачий лай, истошный, многоголосый. Лай покатился к воротам. Пес с обрубленными ушами и хвостом выскочил со двора, развернулся, вздыбив шерсть на холке, и с радостным блеском в горящих глазах приготовился к драке, поджидая, когда первая собака выскочит за ворота. Не дождался, потому что девочка провела перед собачьими мордами медвежьей лапой — и в селе опять запала тишина, никто ни за кем не гнался и ни на кого не лаял.
— Этот медведь испугал лошадей, которые везли мои меда боярину, из-за него и разбилась большая бочка, выпив которую, позабыли бы о нас с тобой. Теперь напьются воды из колодца — и все-таки забудут, пока опять не заблудятся на охоте и случайно не наткнутся, — сказал бортник.
Дочь помогла ему сесть в седло, сама пристроилась сзади и, держа левой рукой повод, а правой — отца, поскакала по безлюдной ночной улице. Следом бежал пес, безухий и бесхвостый.
Сергей Демкин
СМЕРТЬ ТЕЛЕПАТА
Сергей Иванович Демкин родился в 1933 году в городе Москве. В 1955 году окончил Военный институт иностранных языков, а в 1963 — факультет печати Высшей партийной школы при ЦК КПСС по специальности «Журналист-международник». Более двадцати лет работал научным редактором в журнале «Вокруг света». Печататься начал с 1965 года. Основные темы творчества — операции «тайного фронта» и «белые пятне» истории. Им написаны повести «Коро вызывает Москву», «Похищение на бульваре Сен-Жермен», «Лишний человек с «Боинга», «Санкция нa гибель «Ирокеза», «Потомок пророка», «Разгаданные тайны» и др.
Роберта разбудил требовательный зуммер телефона. Не открывая глаз, он нащупал кнопку и включил аппарат.
— Слушаю, — хриплым голосом произнес Роберт, повернув голову к микрофону.
— Добрый день, мистер Маклин, — раздался знакомый лающий бас очередного «Джонсона» из спецслужбы. — Прошу прощения, если нарушу ваши планы, но через час жду вас у себя. — Несмотря на вежливую формулировку, это была не просьба, а приказ.
— В такую рань? — попробовал возразить Роберт.
— Вы слишком долго спите, мистер Маклин. Сейчас уже поддень.
В репродукторе что-то щелкнуло, и оттуда полилась негромкая музыка. Как убедился Роберт за годы сотрудничества со спецслужбами, начальники там обычно не отличались многословием. Он взглянул на часы, вмонтированные в телефонный аппарат. Джонсон был прав: зеленоватые цифры на табло показывали четверть первого.
За окном, покрытым каплями дождя, было серо и уныло. От одной мысли, что придется окунуться в эту мерзость, по телу пробежали мурашки. Но отказаться от встречи с Джонсоном было нельзя. Это могло обернуться большими неприятностями. А лишнии раз осложнять себе жизнь не имело смысла.
Постояв под душем и наскоро побрившись, Роберт прошел на кухню. Засыпал кофе в кофеварку и включил телетекст. По экрану поползли строчки новостей, повторяемые бархатным баритоном диктора. Он слушал их вполуха, готовя себе бутерброды, как вдруг баритон сообщил нечто настолько несуразное, что в первую минуту Роберт подумал, что ослышался. Он нажал клавиш повтора и впился глазами в экран.
