Йалин не сводила глаз с тонких красных прожилок акведуков. Они были будто начертаны на карте города единой замысловатой, причудливой надписью из знаков какого-то неизвестного алфавита. Или, может быть, в той знаковой системе это было целое слово. Имя. Подпись, которую она не могла расшифровать. Они поднимались все выше, слово становилось все меньше. И вскоре исчезло совсем в сжимающемся гобелене города, тонкая вязь нитей, затерянная в большом узоре, который быстро уменьшался. Внизу крошечными разноцветными лоскутками виднелись фермы пряностей. Далеко на западе река казалась просто глянцевой полоской.
— Как тебе нравится быть героиней? — спросил Тэм.
— Думаю, я уже была ею, — ответила Йалин.
— Да?
— Мне кажется, будто я уже сделала что-то выдающееся и необычайное! Но я не помню, что именно! Я не могу знать, что это, потому что… потому что это окружает меня со всех сторон. Это воздух, которым я дышу. Это все. И ничего, кроме этого.
— Это психологическое состояние известно как дежа-вю, — заметила женщина из Джангали по имени Мельза. — Когда в жаркий день слишком много выпьешь, вдруг начинает казаться, будто то, что с тобой происходит, уже было раньше. Так бывает и в снах. Ты убеждена, что этот сон тебе уже снился, хотя видишь его впервые. Это случается с каждым по крайней мере однажды в жизни. Дежа-вю.
— А-а, — только и произнесла Йалин.
Через некоторое время они были уже достаточно высоко, чтобы войти в воздушный поток, идущий с запада. С креном, воздушными ямами и верчением, «Роза ветров» сменила курс и набрала скорость.
Йалин охватила паника, дышать стало трудно. Однако она стояла прямо и дышала медленно, представляя, что «Роза ветров» просто идет по поверхности необыкновенно чистой воды, а одинокое облако внизу, похожее на цветную капусту, — это только ее отражение.
Вскоре они увидели внизу невыразительную бурую равнину. За ней показались длинные гряды зубчатых дюн со стрельчатыми вершинами песка, что паутиной покрывали равнину.
Невидимое живое течение воздуха подхватило их, увлекая все дальше на восток.
Вот таким, наверное, и был мир, когда жила на свете Йалин из Пекавара!
В наши дни, конечно, вся планета давным-давно полностью изучена и заселена. Мы запустили летательные аппараты и даже людей на орбиту нашей планеты. Сейчас ведутся серьезные разговоры о том, чтобы посылать космические корабли для исследования спутников далекой газообразной Гепсебы, с которой мы делим наше солнце, хотя такое путешествие могло бы продлиться много лет. Гепсеба так далека, что наши предки не замечали ее. Когда-нибудь в далеком будущем мы сможем шагнуть еще дальше, невообразимо дальше, до самых звезд» чтобы проникнуть в тайны своего происхождения.
Между тем мы смотрим в лицо тайне этих трех текстов, извлеченных из упавшего обелиска — близнеца так называемого Обелиска Корабля, погребенного в песках близ восточной границы Эрга Ориент.
«Книга Реки» — это древняя книга, отпечатанная на станке. «Книга Звезд» — свиток старинной газетной бумаги, перевязанный бечевкой. А «Книга Бытия» — это пачка рукописных листов, исписанных тремя совершенно разными почерками. Тогда как большинство других древних памятников погибли, эти три экземпляра сохранились и дошли до нас сквозь тысячелетие благодаря сухости пустыни и тому, что были надежно укрыты среди камней, скрепленных известковым раствором, а сама камни были спрятаны внутри дюны.
Говорить о том, что мы подвергаем сомнению достоверность этих текстов, было бы заблуждением. Мы хорошо знаем, что наши предки были большими романтиками, (нас самих тоже считают таковыми, хотя теперь мы, по крайней мере, стараемся отдавать себе отчет в полетах своей фантазии!) И мы имеем представление о том, как они жили во времена табу и суеверий, не за-
бывая и о грибковых спорах, которые могли вызывать потерю памяти; мы истребили их.
Однако почему именно эти три документа считались настолько ценными, что их нужно было прятать внутри обелиска? И если считались таковыми, то кем?
Или, может быть, тот, кто возводил эту стелу в столь донкихотском месте, просто обнаружил, что в одном из блоков не хватает строительного материала? И тогда кто-то из строителей, который случайно оказался любителем романов, не нашел ничего лучше, как использовать книгу, свиток газетной бумаги и рукопись — продолжение первых двух сочинений — в качестве материала для заполнения пустот. А может быть, все эти каменщики были романтиками, отсюда и романтическое стремление возвести колонну из камней посреди пустыни, где она могла бы служить ориентиром только для себя самой! Кроме того, как я уже однажды говорила, третий том писали по меньшей мере три человека.
Более того, если первые две печатные книги являются «правдой», тогда третья книга не имеет возможности быть таковой. И наоборот. Кроме того, если третья книга единственная из трех основана на достоверных фактах, то как она могла быть написана? Ей в большинстве случаев недоставало бы оснований (очень похоже на обелиск).
Только заключительная часть «Книги Бытия» производит впечатление близкой нам картины мира. С другой стороны, все персонажи этой последней части — за исключением одной или двух незначительных фигур — уже известны нам по первым двум книгам.
И что в главе, названной «Все гобелены времени», написано другой рукой (и другим человеком)? Возможно, здесь мы видим любопытную и деликатную попытку связать первые два тома с реальностью «Розы ветров». Возможно, эта часть была небрежно написана каким-нибудь скучающим, хотя и изобретательным каменщиком, пока строительная бригада укрывалась в своих палатках от необычайно мощной песчаной бури. Представим этого автора, который торопливо и неразборчиво писал последнюю часть во время песчаной бури, постоянно заглядывая в текст, созданный его соперником, другим каменщиком. Оба они взяли за исходную точку два гениальных романа своего времени. Первый роман был издан как настоящая книга. Издание второй книги — более дешевое (или более популярное?) на газетной бумаге. И конечно, частичное продолжение существовало в рукописи, которая волею случая оказалась у них в палатке. Можем ли мы из этого сделать вывод, что третий каменщик и был подлинным автором, но исчерпал себя, и настолько мало был заинтересован в конечном результате, что оставил его внутри обелиска, заполнив им пустое пространство? Или авторы-каменщики боялись погибнуть в пустыне, но так гордились своей совместной работой, что заключили ее в каменный переплет для сохранности?
