- Послав тебя обратно в Бромли? Он забывает, когда негодует на нас за наши путешествия во времени, что большая часть вины в том, что произошло, лежит на нем и на миледи Шарлотине. Не трать симпатии на Браннарта, Амелия.
- Симпатии? О, у меня теперь их мало, - она вернулась к своей холодной иронической манере.
Эта новая размолвка вызвала дальнейший уход в свои мысли. Джерек удивлялся своему критицизму, фактически не имея намерения нападать на Браннарта. Он был неопытен в деле обвинения и уступок, новичок в выражении эмоциональной боли, в то время, как она, казалось, теперь была бывалой в таких делах. Он, испытавший только радость, невинную любовь, барахтался в болоте, которое она создала для них обоих своей двойственностью. Возможно, было бы лучше, если бы она никогда не признавалась в своей любви и осталась суровой сторонницей Бромли, его морали, оставив ему роль галантного ухажера в его экстравагантном мире.
Были ли его обвинения направлены на нее, или, фактически, на себя? Или же она, пытаясь переломить свою психику, всю агрессивность направляла на себя и только случайно на него.
Все это было слишком для Джерека, и он искал облегчения во внешнем мире. Они плыли над озером поверхность которого представляла круговорот из цветов радуги, кипящий пузырями, затем над лазурным полем, усеянным резными каменными колоннами, остатками загадочной технологией двухтысячного века. Он увидел впереди яму в милю шириной, на краю которой они ждали конца мира. Локомотив сделал круг и приземлился посередине группы руин. Джерек помог ей встать на подножку, и они секунду стояли в застывших позах, прежде чем он намеренно заглянул ей в глаза, чтобы узнать, догадалась ли она о его мыслях, так как у него не было слов выразить их; словарь Конца Времени был богат только гиперболами. Он подумал, что именно его первоначальный импульс расширит словарь, и, соответственно, опыт привел его к настоящему положению. Он улыбнулся.
- Что-то забавляет тебя? - спросила она.
- О, нет, Амелия. Я только не могу высказать, что мне хотелось бы...
- Не связывай себя хорошими манерами. Ты разочарован во мне. Ты не любишь меня больше.
- Ты хочешь чтобы я это сказал?
- Это ведь, правда? Ты выяснил, что я такое.
- О, Амелия, я все еще люблю тебя, но видеть тебя в таком расстройстве чувств мне невыносимо. Амелия, которую я вижу, не та, которая ты есть!
- Я учусь радоваться забавам Конца Времени. Ты должен понять это.
- Ты не радуешься им. Ты используешь их чтобы уничтожить себя.
- Уничтожить не себя, а мои старомодные принципы.
- Возможно, эти принципы существенно необходимы. Возможно, именно они являются Амелией Ундервуд, которую я люблю, или, по крайней мере, часть ее...
- Думаю, ты ошибаешься, - не намеренно ли она держалась на расстоянии от него? Возможно, она жалеет о своем признании в любви, чувствует себя связанным им.
- Ты все еще любишь меня?
Она засмеялась.
- Все любят всех в Конце Времени.
Решительно сломав последнюю тишину, она сказала:
- Я поищу Гарольда.
Он показал ей на дорожку из желто-коричневого металла.
- Она приведет тебя к месту, где мы оставили его.
На момент внимание Джерека было отвлечено тремя маленькими яйцеобразными роботами на гусеницах, пробирающимися через кучу обломков и увлеченными беседой на совершенно непонятном языке. Когда он снова посмотрел на дорогу, она исчезла. Джерек был один в городе, но одиночество больше его не привлекало. Он хотел догнать ее, потребовать отчет о ее настроении, но, возможно, она была так же неспособна выразить себя, как и он. Предоставлял ли Бромли средства для интерпретирования эмоций с той же готовностью, как стандарты социального поведения? Он начал подозревать, что ни общество Амелии, ни его общество не вникало глубже поверхности в суть дела. Теперь когда он находился в городе, он мог найти какой-нибудь все еще функционирует банк данных памяти, способный припомнить мудрость одной из тех эр, вроде Простой Конфуцианской и Дзэн-общества, которые придавали слишком преувеличенное значение самопознания и его выражения. Даже странные нейротические изощренности того периода, с которым он был немного знаком, Диктатуры Святого Клавдия (при которой от каждого гражданина требовалось обеспечить три отчетливо различных объяснения их психических мотивов даже для самых мелких поступков) могло дать ему ключ для понимания поведения Амелии и к его собственным реакциям. Ему пришло в голову, что она могла действовать странно, потому что, каким-то образом, ему не удалось утешить ее. Джерек направился через руины в противоположную сторону, пытаясь вспомнить что-нибудь, об Обществе Эпохи Рассвета. Может быть, от него требовалось убить кого-нибудь, или еще что-то?..
Ни общество Амелии, ни его общество не вникало глубже поверхности в суть дела. Теперь когда он находился в городе, он мог найти какой-нибудь все еще функционирующий банк данных памяти, способный припомнить мудрость одной из тех эпох, вроде Простой Конфуцианской или Дзэн-общества, которые придавали слишком преувеличенное значение самопознанию и его выражению. Даже странные нейротические изощренности того периода, с которым он был немного знаком - Диктатуры Святого Клавдия (при которой от каждого гражданина требовалось обеспечить три отчетливо различных объяснения их психических мотивов даже для самых мелких поступков) могло дать ему ключ для понимания поведения Амелии и к его собственным реакциям. Ему пришло в голову, что она могла действовать странно, потому что, каким-то образом, ему не удалось утешить ее. Джерек направился через руины в противоположную сторону, пытаясь вспомнить что-нибудь, ба Обществе Эпохи Рассвета. Может быть, от него требовалось убить мистера Ундервуда? Это можно было бы легко сделать. И разрешит ли она оживление ее мужа? Не должен ли он, Джерек, изменить свою внешность чтобы выглядеть как можно похоже на Гарольда Ундервуда? Не потому ли она отвергла его предложения изменить свое имя на его из-за того, что этого было недостаточно? Он прислонился к резному нефритовому столбу, чья верхушка терялась в химическом тумане высоко над его головой. Ему казалось, что он вспомнил какой-то ритуал, формализующий передачи себя другому человеку. Может быть она сердится, что он не исполнил его? Или нужно было сделать наоборот? Имеет ли коленопреклонение какое-нибудь отношение к этому, и, если да, то кто перед кем становится на колени?
- Гм! - сказал нефритовый столб.
- А? - вздрогнул от неожиданности Джерек.
- Гм! - повторил столб.
- Ты засек мои мысли, столб?
- Я просто помогаю размышлениям, брат. Я не интерпретирую.
- Мне как раз нужна интерпретация. Если ты можешь направить меня...
