— О! — с притворным восхищением воскликнула Идменк. — Твой опыт не сравнить с моим…
Кратов почувствовал, что его сердце сейчас взорвется в груди, как дождавшаяся своего часа бомба. Тысячу лет он не гулял с женщиной по вечернему городу… равно как и по дневному, и по утреннему. Тысячу лет он не умирал от накатывавшей волны нежности — такой же громадной и всесокрушающей, как и в никогда не виданной бухте Ифритов. Тысячу лет его душа не разрывалась пополам от счастья сиюминутного обладания и боли неизбежной утраты. «Господи, — подумал он, сжимая зубы, чтобы не застонать в голос. — Я не хочу терять эту женщину. Я не верю, что ты есть, и я знаю, что тебя нет. Но если я и здесь кругом не прав… не отнимай ее у меня, оставь ее мне насовсем!..»
— Что ты? — спросила Идменк, прижимая его ослабевшую руку к своей вечно холодной щеке.
— Мы… — Ему понадобилось усилие, чтобы совладать с перехваченным горлом. — Мы можем что-то сделать… чтобы не расстаться?
— Я думаю над этим, — сказала она спокойно. — А ты?
«Снежная Королева… Нежная Королева…»
Не ответив, Кратов легко поднял ее на руки, — и впрямь, как ребенка. Прижал к себе — Идменк тихонько ойкнула и притихла. Какое-то время он молча нес ее, прислушиваясь к частому биению двух сердец, к ее дыханию возле своего уха. Рука ее, не по-человечески прохладная и все же живая, обнимала его за шею. «Нежная Королева…» — повторял он мысленно.
— Ты понесешь меня через весь город? — шепотом спросила Идменк.
— Нет, — сказал Кратов. — Только до «Бель Эпок». Или до «Хилтон—Стар». Это уж тебе решать, докуда мне тебя сегодня нести.
— Ты устанешь… — Ее хрустальный голосок наполнился едва сдерживаемым смехом. — И будешь бесполезен.
— Ты даже не знаешь, какой я сильный.
— Знаю. Ты ужасно сильный. Ты нрурэг, зеленокожее руконогое чудовище из наших мифов. Как ты избил бедного Африканского Носорога! Наверное, тебе следовало бы навестить его в клинике…
— Мы оба можем навестить его, — усмехнулся Кратов. — Обычно он пьет пиво под тираннозавром, у виава… Зайдем?
— Нет, — с неожиданным гневом сказала Идменк. — И опусти меня на землю. Немедленно!
— Прости, я забыл, — пробормотал Кратов в смущении.
— Ты не забыл!
— Я глупо пошутил.
— Не просто глупо! — Идменк попыталась высвободиться. — А злобно и жестоко!
— Разве я злой и жестокий? — кротко спросил Кратов. — Я только кажусь таким. На самом деле я только большой, сильный и глупый. Как нрурэг.
— Нрурэги и глупые, и злые! Они уносят маленьких детей и едят их!
— Я не стану тебя есть. Я стану тебя любить…
— Нрурэги тоже глумятся над девушками!
За препирательствами они миновали сначала огромный и довольно уродливый в сопоставлении с оригиналом объемный портрет Озмы («Последние концерты в Тритое! Следующая остановка — Тайкун! Спешите, спешите, спешите!»), а затем сине-крапчатого призрачного тираннозавра, настойчиво зазывавшего посетителей в виавскую забегаловку. Брыкание Идменк сразу же ослабло, сведясь к оскорбительному шепоту на ухо и ощутимым щипкам куда попало. По мере удаления от одного резвящегося фантома к другому — драконьей башке над китайским рестораном, обидность оскорблений падала и вскоре вовсе сошла на нет. Идменк прекратила щипаться и начала капризничать. Она потребовала сладкого — и Кратов послушно поднес ее к светящемуся окошку возле входа в ресторанный подвальчик, где несколько растерянная пожилая китаянка, с навечно примороженной к лицу улыбкой, подала им блюдо в форме листа лотоса с шариками в лепестках магнолии. Идменк потребовала, чтобы он поставил ее на ноги, — Кратов, не переставая ворчать, что он сильный и ни капельки не устал, подчинился. В поле зрения сиреневых глаз угодил дремлющий над своим столиком проскопист Вижу Насквозь и они безотлагательно устремились туда. При виде клиента бритоголовый джинн-фантом вскинулся и со знанием дела исполнил танец живота (при этом на пузе возникали приветственные лозунги на всех официально признаваемых на Эльдорадо языках).
— Вы знаете, куда стремитесь? — печально осведомился Вижу Насквозь, очень похожий на сильно уменьшенную и порядком изношенную копию джинна.
— Знаем, — сказал Кратов. — Мы стремимся облегчить свой кошелек и отягчить ваш.
— Это само собой разумеется, — покивал проскопист. — Но так ли вы хотите знать свое будущее? Едва только сюда, — он ткнул коротким волосатым пальцем в золотое блюдо перед собой, — лягут ваши монеты, обратного пути не будет. Не лучше ли жить в томительном неведении? Что за радость знать ответы на незаданные вопросы? В чем смысл поприща, которое приведет в никуда?
— Я согласен, — промолвил Кратов. — Никакого смысла в том нет. Вы правы, нам не следовало вас отвлекать своим праздным любопытством.
Идменк больно ущипнула его за локоть.
— И в то же время, — продолжал Вижу Насквозь, — будущее не существует, пока оно не наступит. Мы рисуем его кистью намерений, но строим из кирпичей поступков. Предупрежденный — защищен…
— И с этим я тоже согласен, — сказал Кратов, бросая на блюдо две монеты пятиэнектового достоинства (с таким дикарским овеществлением эквивалента своих трудов он впервые столкнулся именно здесь).
Вижу Насквозь смежил веки и опустил голову. В его руке невесть как очутился матово-черный шар, по которому бегали серебристые искорки. Идменк стиснула кратовскую ладонь и, кажется, даже перестала дышать. Джинн унял свои телодвижения и, раззявив клыкастую пасть, навис над столиком… Проскопист развел руки — шар чудесным образом повис между ними, трепеща и выпуская языки золотистого пламени. Изнутри него стремительно выплывали разноцветные символы неведомого алфавита. Кратов открыл рот, чтобы спросить, какой в них резон, если Вижу Насквозь даже на них не смотрит, но Идменк чувствительно толкнула его в бок.
Проскопист открыл глаза. Шар мягко упал в подставленную ладонь.
— И все же… — начал Кратов.
— Эта игрушка ни при чем, — сказал Вижу Насквозь. — Она для того лишь, чтобы отвлекать внимание клиента и не мешать мне сосредоточиться. Это я вижу насквозь, а не каменная безделушка.
— И что же вы увидели? — с насмешливым интересом спросил Кратов.
— Вы вечный странник, — вздохнул проскопист. — Вы забыли, где ваш дом. Никто и нигде вас не ждет. У вас нет друзей, нет женщины, нет детей. Перекати-поле… вырванный с корнем сорняк… И то, что вы уже три месяца дважды в день проходите по Буканерам мимо меня, ничего не значит. Скоро ветер судьбы сорвет вас и унесет прочь.
