Лиза, против его ожиданий, не смутилась, а усмехнулась спокойно этому незамысловатому комплименту. Слегка растерявшись, Валентин притянул ее к себе.
– Лиза, Лиза… Как долго ты меня ждала…
– Послушай…, – проговорила Лиза с какой-то новой, чужой интонаци-ей. Он догадался взглянуть на ее руку. Увидел колечко на безымянном пальце. Ах, вот как? Убрав руки с ее талии, спросил хмуро:
– Позволь, я схожу в сад?
– Почему ты спрашиваешь? – удивилась Лиза. – Здесь же все твое. Мы с Густавом присматривали за магазином, пока ты… был в отлучке.
Ничего не ответив, Валентин вышел через заднюю дверь. Его обдало ты-сячей разноцветных ароматов, и он покачнулся, с непривычки пошла кру-гом голова. Родной, любимый, вдоль и поперек исхоженный сад. Такой же досмотренный, прополотый и политый, как раньше. И цветы, цветы! Все они тут, и его ненаглядная лиловая монарха, и душистая зеленоватая резе-да, и смешной губастик, медный в крапинку. Он увидел ту самую злосчаст-ную рождественскую елку, пышную, огромную, с обрывком золоченой це-пи на верхушке, – и невольно скривился. Они что же, теперь рождество прямо в саду справляют? В карнавальные костюмы рядятся, хлопушки взрывают, пьют горячий пунш с кружочками апельсина? Он машинально взглянул под ноги в поисках апельсиновых корочек. Так-так. А хорошо придумано, черт возьми. Всюду снег, мерцают звезды, на елке дрожат огоньки. Лиза выносит из дому кувшин с душистым гвоздичным пуншем, все протягивают чашки, смеются, потом появляется Густав с фальшивой белой бородой, в красной куртке, он достает подарки из мешка и протяги-вает их тому непонятному мальчишке, и мальчишка нетерпеливо рвет обертку… Валентин поежился, так ощутимо вдруг потянуло декабрьским морозцем, и стало очень грустно, что они тут празднуют рождество без не-го, и что, вопреки его желанию, прижилась в саду эта дурацкая елка, разра-зилась до большого дерева и отбрасывает уродливую тень. Впрочем, надо отдать должное, кто-то сообразил посадить в ее тени ландыши и купену.
Вздыхая и качая головой, Валентин принялся бродить по саду, отмечая то тут, то там новые, незнакомые сорта. Какой-то странный фиолетовый пион, какие-то диковинные пурпурные лилии с волнистыми листьями, а вот этого непонятного, на бабочкино крыло похожего, растения он и вовсе не знал. Ах да, постойте, это же волшебный цветок Лизы, самый первый. Словно уловив его внимание, крылышки приветственно затрепетали. Ва-лентин огляделся и увидел все те необычные цветы, что когда-то появились из волшебных семечек. Они росли дружными семейками, каждый на своей любовно огороженной клумбочке, благоухали, покачивались под приятной тяжестью пчел, сыпали семена. И так уютно, так по-домашнему было в са-ду – но как будто это уже не его, Валентинов, сад, а чужой, соседский. И уже не садовником, не хозяином он чувствовал себя здесь, а всего лишь гостем. Дорогим, возможно, даже долгожданным – но гостем, за которым ис-подтишка присматривает в окошко хозяйка – не утворил бы чего, не потоп-тал бы по незнанию грядок с рассадой…
На корточках у одной делянки сидел тот самый мальчуган в соломенной шляпе. Он рассматривал зеленые бокальчики тюльпанов, что готовились расцвести, и как-то очень знакомо хмурил брови.
Летний сорт? подойдя, спросил Валентин.
– Поздне-весенний, – не поворачивая головы, ответил мальчик.
– Здесь кислая земля. Подкармливаешь?
– Известь и зола, так же быстро и словно нехотя ответил он.
– А сорт какой? Белянка? Рубиновое сердце?
Тут мальчик наконец обернулся и поднялся с корточек. В глазах его чи-талось снисхождение к глупому незнакомцу, что пристает с детскими воп-росами и мешает работать.
– Это голубой тюльпан, – снисходительно пояснил он.
– Но таких не бывает! – засмеялся Валентин.
– Про черную розу тоже так говорили, – парировал мальчик.
Валентин вздрогнул.
– Черные розы? – повторил он. – Но тебе-то откуда известно? Тебя в те годы вообще на свете не было! Неужели история обрела огласку?
Какая еще история? нетерпеливо сказал мальчик и махнул рукой. Вон они, там.
– Кто?
– Да черные розы! – он покачал головой и побежал к дому, навстречу Лизе, что стояла в дверях с нарочито-строгим видом.
С тяжелым сердцем, волнуясь, Валентин побрел в указанном направле-нии. Он увидел огороженную белыми камешками клумбу, большую, круг-лую, в самом центре сада. И там, на высоких подпорках, заботливо подвя-занные веревочками, ветвились и пышно цвели черные розы. Неужто те са-мые? Валентин не рискнул приближаться к ним, но еще на расстоянии ус-лышал – и немало удивился, – что эти розы пахнут. Несмело и робко, чуть-чуть выпуская аромат из тугих свернутых лепестков, словно спрашивая разрешения – можно ли им быть такими же, как другие цветы?
Сохраняя дистанцию, Валентин рассматривал их недоверчиво. Ишь ты, пахнут. Но это ничего не меняет. И он прекрасно помнит, на что способны эти невинные с виду создания. Тут надо держать ухо востро!
Неслышно к нему подошла Лиза.
– Как прикажешь это понимать? – спросил Валентин сердито и гром-ко. Эта роза сгубила мою жизнь, свела меня с ума, Лиза, ее надо выкорче-вать, сжечь без остатка! Чтобы ни единого семечка, ни одного черенка! Нет, не зря тогда я швырнул пакетик в мусорную корзину! Я предчувствовал, что там одни огорчения и беды! Если б не извечное женское любопыт-ство… и он разошелся, и говорил все громче, и взял Лизу за руки, и, ка-жется, немного ее встряхнул, чтобы она лучше его услышала и поняла.
И сразу откуда-то из-за розовых кустов появился Густав, неизменный, высоченный, угрюмый. Он встал у Лизы за спиной, хозяйским жестом по-ложил руки ей на плечи. На его безымянном пальце тоже посверкивало ко-лечко. «Ах вот как?» – ошарашено подумал Валентин. Этого он не ожидал. Чтобы чурбан Густав женился, пусть даже на хромоножке? Ну знаете ли… Так получается, этот постреленок – их сын? Смышленый мальчишка. Из него выйдет толковый садовник. И снова Валентин ощутил себя лишним.
Когда была растоптана его любовь, когда раскрылась тайна усыновле-ния, он бежал прочь из родного города, – такого маленького, такого чутко-го до сплетен. Он не желал видеть сочувственные взгляды, слышать нас-мешки за спиной. Да и потом, Густав оказался не таким уж бесталанным са-доводом – и не заслуживал второстепенной роли там, где по праву рожде-ния должен был играть главную. Прикрывая великодушием жгучий стыд и опустошенность, Валентин решил совершить благородный поступок, и на это еще хватило сил. Но жить вдали от любимого сада – не смог. Не жизнь это оказалась, а тоска болотная. Скитаясь по свету, он каждую ночь видел во сне свой сад, – хотя и понимал, что не имеет на него никаких прав. На-нимаясь в садовники то там, то тут, он не мог найти покоя с самыми рос-кошными цветами, с самой плодородной землей. Его тянуло сюда, и вот он здесь, – но кажется, он здесь никому не нужен…
