Виктория застонала, но не шевельнулась.
Медсестры по определению ангелы милосердия. Эта же в отношении его милосердия не выказала. То есть она точно не ангел.
Вновь опустившись на колени, Младший положил подушку на очаровательное лицо и давил на нее, пока Синатра закончил петь «Привет, молодые влюбленные» и спел, как минимум, половину «Все или совсем ничего». Виктория так и не пришла в сознание, потому и не сопротивлялась.
Проверив сонную артерию и убедившись, что пульса нет, Младший отнес подушку в гостиную. Взбил и положил на диван, на то самое место, откуда и брал.
Позывов на рвоту он не испытывал.
Но при этом не мог винить себя за бесчувственность. Ранее он видел эту женщину лишь однажды. У него не было с ней эмоциональной связи, не то что с обожаемой Наоми.
И потом, что-то он да чувствовал. Прежде всего печаль, печаль при мысли о той любви и счастье, которые могли бы познать вместе он и эта медсестра. Но выбор, в конце концов, сделала она, решив так жестоко продинамить его.
Когда Младший попытался поднять Викторию, ее сладострастность более не вызывала у него никаких эмоций. Мертвой она оказалась тяжелее, чем он ожидал.
На кухне Младший усадил ее на стул, привалил к столу. Со сложенными руками, с уткнувшимся в них лицом, она словно отдыхала.
С гулко бьющимся сердцем, но напоминая себе, что сила и мудрость требуют спокойного рассудка, Младший пристально оглядывал маленькую кухню.
Гость женщины мог приехать в любой момент, так что каждая минута была на счету. Но и внимание к мелочам играло ключевую роль, независимо от того, сколько требовалось времени на то, чтобы выдать убийство за домашний несчастный случай.
К сожалению, Цезарь Зедд не написал книгу о том, как совершить убийство и избежать наказания, поэтому Младшему, как и раньше, приходилось полагаться только на себя.
Поспешая, но не торопясь, он взялся за дело.
Прежде всего оторвал с висящего на стене рулона два бумажных полотенца, взял в руки по одному, заменив ими перчатки. Он прекрасно понимал, что отпечатков пальцев оставлять никак нельзя.
Мясо тушилось в верхней из духовок. Он включил нижнюю, установил рычажок на «малый нагрев», открыл дверцу.
В столовой взял со стола две тарелки. Принес их на кухню и поставил в нижнюю духовку, словно Виктория использовала ее для того, чтобы согреть фаянс.
Дверцу оставил открытой.
В холодильнике в пластиковом контейнере нашел кусок масла. Перенес контейнер на разделочный столик между плитой и раковиной, открыл его.
Нож уже лежал на столике. Младший взял его, отрезал четыре ломтика масла, каждый толщиной в полдюйма.
Три оставил в контейнере, четвертый осторожно положил на виниловые плитки пола.
Масло измазало бумажные полотенца. Младший смял их и бросил в мусорное ведро.
Он собирался смазать маслом подошву правой туфли Виктории и оставить длинный след на полу, чтобы все выглядело так, будто она поскользнулась и упала в сторону плиты.
А потом, крепко держа голову обеими руками, с силой ударить лбом об открытую дверцу, чтобы место удара совпало с отметиной от бутылки.
Младший полагал, что отдел следственной экспертизы полицейского управления штата Орегон может найти как минимум одну улику, чтобы поставить под сомнение трагическую цепочку событий, которую он создавал. Он мало что знал о технических средствах, которые использовала полиция на месте преступления, еще меньше о том, как трактуют результаты вскрытия судебные медики. Он лишь пытался по максимуму использовать имеющиеся у него возможности.
Полицейский участок Спрюс-Хиллз был слишком мал, чтобы иметь отделение следственной экспертизы. И если устроенная им картина покажется копам достаточно убедительной, они, возможно, спишут смерть на несчастный случай и не будут обращаться в полицейское управление штата за технической помощью.
Если же полиция штата примет участие в расследовании и даже найдутся доказательства того, что никакого несчастного случая не было и в помине, в качестве главного обвиняемого скорее всего придется отдуваться гостю, для которого Виктория готовила обед.
Теперь оставалось только приложить подошву Виктории к куску масла и ударить голову об угол дверцы.
Младший уже собрался поднять тело, когда услышал шум сворачивающего на подъездную дорожку автомобиля. Он бы не услышал звук работающего мотора на столь большом расстоянии, если бы в этот момент стереопроигрыватель не менял пластинки.
Времени имитировать несчастный случай не осталось.
Один кризис наезжал на другой. Да, человек действия, каким он стал, не мог пожаловаться на скучную жизнь.
В превратностях судьбы таятся огромные возможности, учил Цезарь Зедд, и, разумеется, как всегда, существовала светлая сторона, пусть сразу она и не бросалась в глаза.
Младший выскочил из кухни, поспешил к входной двери. Бежал бесшумно, на мысках, как танцор. Среди прочего женщин влекла к нему и врожденная грация атлета.
Грустные символы любовных грез, которые так и не материализовались, красная роза и бутылка вина, лежали на полу. При отсутствии трупа в прихожей не осталось следов насилия.
Когда Синатра запел «Я увижусь с тобой», Младший переступал через розу и «Мерло». Чуть отодвинул занавеску на одном из окон.
Седан остановился на подъездной дорожке справа от дома. Погасли фары, заглох двигатель, открылась дверца со стороны водителя. Из автомобиля вышел мужчина. В желтоватом лунном свете Младший различил лишь силуэт. Того самого гостя, которого поджидала к обеду Виктория.
Сложиться вовнутрь под давлением. Как складывается корпус подводной лодки, опустившейся на слишком большую глубину.
Младший узнал этот термин, «складываться вовнутрь под давлением», из книги по самосовершенствованию, призванной расширить лексикон и научить красиво говорить. В то время Он думал, что этот термин, который он заучил среди многих других, никогда ему не понадобится. А вот теперь то самое с ним и происходило: наружное давление так увеличилось, что он чуть ли не начал складываться вовнутрь.
Гость сунулся в кабину, словно что-то оттуда доставал. Возможно, он тоже явился к хозяйке дома не с пустыми руками.
«Если Виктория не откроет дверь, — думал Младший, — этот человек просто так не уйдет. Его пригласили. Его ждали: в доме горит свет. И если его стук в дверь останется без ответа, он поймет: что-то здесь не так».
Младший находился на критической глубине. Психологическое давление достигло пяти тысяч фунтов на квадратный дюйм и нарастало с каждой секундой. До складывания вовнутрь оставалось совсем ничего.
