— Это я, Тырса. Дайте-ка ключ от зверинца.
Дверь медленно открылась, и заспанный, в неизменной ермолке на голове, хранитель животных, хмуро взглянув на пришедших из-под густых серых бровей, сам направился к зверинцу. Он явно не одобрял всех этих жестоких операций, которые Ридан и его сотрудники проделывали над ни в чем неповинными и совсем здоровыми животными. Тырса хотя и выполнял с необычайной тщательностью все распоряжения «сверху», но решительно держал сторону бессловесных жертв. Не отдавая ключа, он сам открыл дверь своих владений и, пропустив посетителей, остановился у порога.
Ридан подошел к одной из низких широких клеток и включил висящую над ней лампочку. В углу клетки на соломе лежала небольшая тощая собака. Щуря от яркого света слезящиеся глаза, она медленно подняла морду и вновь опустила ее на лапы.
— Ну вот, смотри… Ты знаешь, сколько лет вообще живет собака?
— Знаю. Лет одиннадцать-двенадцать, — ответила Анка.
— Верно. Ну определи, сколько приблизительно лет этому псу. Эй, Мурзак! Иди сюда! — позвал Ридан.
Собака повиляла хвостом, затем нехотя поднялась сначала на передние ноги, потом на задние, потянулась, зевнула и подошла. Тусклая неровная шерсть висела на ней клочьями, на боках пробивались лысины, морда была почти седая.
— Старик, — решила Анна. — Лет… девять, десять?
— Так. Теперь иди сюда.
Когда Ридан щелкнул выключателем у другой клетки, в ней уже вертелась юркая собачонка такого же роста, как и первая. Она бегала вдоль передней решетки, повизгивая и усиленно виляя хвостом.
— Это Валет. Ах ты, паршивец! — Ридан, просунув руку в клетку, потрепал морду собаки, обнажив ее ровные белые зубы.
— Ну, это щенок, — уверенно сказала Анка. — Года два?
— На этот раз правильно. А теперь удивляйся: Мурзак и Валет — родные братья, одного помета, им обоим около двух лет.
— Да неужели?! В чем же дело?
— А в том, что когда Мурзаку было восемь месяцев, мы ему ввели капельку эмульсии мозгового вещества в седалищный нерв. И больше ничего! А Валета оставили для контроля. С тех пор прошел только один год. И вот тебе результаты. Мурзак «здоров» в общепринятом смысле этого слова. Это нормальный старик; ест и пьет он, сколько полагается, пищеварительный аппарат в порядке. Но все симптомы старости у него налицо. А теперь смотри сюда, — Ридан подошел к третьей клетке. — Это Сильва, самый интересный экземпляр, их сестра. Видишь, она выглядит значительно моложе Мурзака, но старше Валета. Ей была сделана сначала та же операция, что и Мурзаку. Она начала стареть гораздо быстрее и пять месяцев назад выглядела почти так же, как сейчас Мурзак. Тогда мы стали понемногу перетряхивать, перестраивать ее нервную систему. На Сильве, между прочим, нам удалось значительно усовершенствовать метод воздействия новокаином. И вот тебе результат, она молодеет! Все признаки старости проходят… Пошли, Анна, пусть этот мрачный страж продолжает спать, — добавил он, указывая глазами на долговязую фигуру Тырсы у входа.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ОПЯТЬ СЕМЬ БУКВ
Анна заснула сразу крепким сном. Разговор с отцом ее утомил: слишком новы были эти идеи и опыты, слишком резко нарушали они ее привычные, казавшиеся прочно установленными представления.
Трудно было постигнуть смысл того, что она узнала.
Проснулась Анна на рассвете и тотчас вспомнила вчерашних собак. Дряхлый двухлетний «старик» Мурзак и молодеющая по воле Ридана Сильва стояли перед ее глазами и требовали ответа: что это значит? Старость — болезнь! Болезнь, которую можно «привить»! Болезнь излечимая! Значит, старости не будет? А смерть?..
Кровать у противоположной стены была пуста: эти дни после экзаменов Наташа проводила в своей родной деревне в Мещерском крае. Пора бы уже вернуться. Ах, если бы она была тут! Анна привыкла делиться с ней своими впечатлениями, мыслями; рассказав ей о вчерашних собаках, она, может быть, и сама лучше поняла бы все.
Снова и снова Анна повторяла ход рассуждений Ридана и каждый раз приходила к выводу, казавшемуся ей нелепым. Старости не будет… Но ведь старость результат развития, последний цикл развития, неизбежно приводящий к концу — к смерти. Если не будет старости, не должно быть и смерти. Чепуха какая-то! Но отец говорил, что старость — болезнь, и он не мог ошибаться, он доказал это экспериментально.
В этом была радость. Анна чувствовала, что Ридан делает какой-то новый шаг к человеческому счастью и то, что она узнала вчера, было нужно, очевидно, чтобы объяснить главное, еще не сказанное, может быть, никому. Беседа еще не окончена. Сегодня Анна выяснит все непонятное, все узнает! Чтобы помочь отцу справиться с этим докладом перед физиками, ей необходимо как следует понять смысл его удивительных идей.
Весь день Анна занималась общественными делами — сначала в консерватории, потом на подшефном предприятии, изготовлявшем музыкальные инструменты. Там шла своя жизнь, были свои события и заботы, целиком поглотившие внимание девушки.
Недавно созданное предприятие работало плохо, его продукция вызывала естественное возмущение музыкантов и консерваторские комсомольцы решили выяснить — не смогут ли они помочь фабрике. Анне Ридан было суждено стать тут своего рода «разведчицей», чтобы потом доложить на комсомольском штабе консерватории «что к чему».
С влечением и чисто ридановской дотошностью, Анна постигала тайны рождения смычковых и щипковых инструментов, изучала «рекламации» магазинов и музыкальных коллективов, знакомилась с новыми людьми — специалистами, с новой терминологией, — словом, входила в совершенно новый для нее мир. И он неожиданно оказался не менее сложным и значительным, чем те миры музыкального искусства и ридановской науки, с которыми она уже была знакома.
С каждым днем, проведенным на фабрике, Анна все больше сближалась с ее коллективом. Она пользовалась всякой возможностью помочь и в культурной работе, и в производственных, и в административных делах, и уже чувствовала, что становится здесь нужной. Однако основная миссия ее оставалась пока не выполненной: форм общественной помощи, которые позволили бы вытянуть фабрику из производственного прорыва, она не находила.
Впрочем, сегодня возникла надежда, что дело наладится. На фабрике появился новый инженер, который взялся увеличить производительность самого слабого участка — заготовительного цеха. Анна увидела его в коридоре, когда он направлялся к директору — молодой, рослый, в военной шинели. Он внимательно посмотрел на нее и Анна почему-то сразу уверовала, что он спасет положение…
