— Да ничего, — благодушно ответил Андрей. — Даже интересно узнать о твоей работе побольше. Что за эксперимент?
— Мы изучали роли разных особей в группе лабораторных крыс. Ты, может быть, не знаешь, но у нас существует теория, по которой отдельные организмы при помощи общения могут создавать некую общность, функции которой похожи на функции более сложного организма.
— Знаю. Муравейник или термитник как единый мыслящий организм. Читал в научпопе еще в пору юности.
— Ну, насчет мыслящего большой вопрос, но в принципе верно. Муравейник действительно по многим параметрам напоминает единое существо — питается, размножается, строит. А отдельный муравей, отделенный от этого организма, погибает без видимых причин.
— До чего же мне нравились в детстве такие теории! — улыбнулся Андрей. — Они будили воображение со страшной силой.
— Сейчас не будят?
— Да уж прямо. Пошел бы я в физики, если бы половина моего мыслительного процесса не состояла из фантазий.
— Прямо как у меня, — улыбнулась Светлана.
— И у меня, — поддержала маму Надюшка. — Иногда как придумаю что-нибудь, так потом всю ночь снится.
— Наследственность, — шутливо пожал плечами Андрей. — Но ведь одно дело муравьи, а совсем другое дело крысы.
— Поэтому мы их и взяли в эксперимент. Каждая из них намного сложнее муравья, поэтому возникла идея, что созданный ими групповой организм может не просто обладать разумом, но и превышать разум человека.
— Ну, вы даете, биологи… — Андрей покачал головой. — И здорово превышать?
— Зависит от количества элементов в группе. Но даже обычная крысиная стая действует гораздо разумнее, чем одна крыса в отдельности.
— И в чем проявляется такая разумность?
— Ну… Одна крыса, к примеру, может съесть приманку с ядом и умереть, а с точки зрения крысиной стаи это будет как ожог — потеря нескольких клеток эпидермиса. Зато в следующий раз приманку с таким запахом никто в стае не тронет и популяция в целом выживет.
— Но дохлой крысе от этого не легче.
— Одна крыса ничего не значит с точки зрения стаи.
— Но особь не может жертвовать собственными интересами в угоду интересам стаи! — возразил Андрей.
— Еще как может! — ответила Светлана. — Если все особи объединены в групповой организм. Этим стайные животные и отличаются от одиночек.
— Но стая — это еще не организм.
— Конечно. Мы взяли именно крыс, поскольку они склонны образовывать стаи, у них прекрасная система коммуникации и хорошая слаженность совместных действий. Но для наших исследований этого мало, мы хотели повысить уровень коммутации настолько, чтобы разные зверьки начали выполнять разные функции, как те же муравьи например. В муравейнике ведь несколько различных функциональных групп, представители которых даже внешне отличаются от собратьев из других групп. Рабочие, воины, матка. Один вид, а какое многообразие.
— Э, погоди, — остановил Светлану Андрей. — А смысл какой? Зачем вам крысы, выполняющие строго отведенные функции?
— В первую очередь для исследования. Но если честно, не только вы, физики, боретесь с пределом быстродействия обычных компьютеров.
— Так-так… — Андрей кивнул. — Программа нейрокомпьютера?
— Да. И меня назначили руководителем одной из ведущих групп, — призналась Светлана. — Платит космос, им скоростные вычисления сейчас нужны чуть ли не в первую очередь.
— Вот заразы… — вздохнул Андрей. — Нам тоже платят они. Я думал, их интересует именно наш проект, а получается, что технология для них вообще не важна. Хотят получить быструю машину в любом виде, хоть квантовую, хоть оптическую, хоть на крысиных мозгах. Лишь бы рабочий образец.
— Ничего удивительного. Уже который год все человечество топчется на месте.
— Значит, все-таки конкуренты? — грустно усмехнулся Андрей.
— Получается так. — Светлана развела руками. — Хоть и не хочется.
— Но на мою помощь в виде консультаций ты все-таки можешь рассчитывать. — Андрей хитро прищурился.
— Что-то задумал?
— Ага. Обмен информацией о наших проектах. Все же не в разных странах живем.
— Кажется, я от тебя ничего и не утаивала.
— Это я так, на всякий случай. Так что там с твоими крысами?
— Если коротко, то мы сформировали группу крыс с различными навыками, с немного разной наследственностью, с отличающимися иммунными параметрами. Старались собрать зверьков, которые как можно больше отличаются друг от друга по всем показателям. Затем локализовали их в ангаре и заставили решать вычислительные задачи.
— В каком смысле?
— В самом прямом. Получить пищу напрямую они не могут, для этого им надо либо правильно пройти лабиринт, либо в определенной последовательности нажать педальки. В общем, решить головоломку.
— Понятно.
— Кроме того, мы ставим задачи так, чтобы скорость их решения была прямо пропорциональна количеству животных, занятых этой проблемой.
— А это еще зачем?
— Все просто, — охотно ответила Светлана. — Таким образом мы определяем, сколько крыс добровольно включаются в общественную деятельность. Сначала мы собирались наблюдать за каждым зверьком отдельно, навешивали на них датчики, нашпиговывали территорию телекамерами. Но потом поняли, что это совершенно бессмысленно — по скорости решения задач можно легко определить, сколько крыс активно участвуют в эксперименте, а сколько сачкуют. Датчики только мешали животным чувствовать себя свободно.
Светлана коротко глянула на часы и продолжила:
— Группа состояла из тридцати особей. Сначала каждая из крыс добывала еду самостоятельно, но до нескольких скоро дошло, что вместе получается быстрее, а еды дают больше. Так уже в первую неделю мы определили, что в совместном добывании пищи участвуют пять крыс. Дальше дело пошло быстрее. Но позавчера произошла странная вещь. Судя по времени срабатывания кормушки, над ее включением трудилась тридцать одна крыса.
— Тридцать одна из тридцати? — удивился Андрей.
— Да. Я решила, что это погрешность замера, и мы не стали вмешиваться в эксперимент. Но на следующий день приборы показали слаженную работу тридцати двух крыс. Это уже превышало всякую разумную погрешность измерения, и нам пришлось завершить опыт, чтобы сосчитать зверьков.
— И что? — заинтересованно спросил Андрей.
— Крыс оказалось двадцать семь, — посмотрев ему в глаза, сказала Светлана. — Трое самых глупых зверьков погибли от голода, так и не сообразив принять участие в коллективном творчестве.
Андрей замолчал, пытаясь обдумать услышанное.
