Однако пока ответов не было — наоборот, возникали всё новые вопросы. Проводник был сдержанно молчалив — он не то чтобы уклонялся от беседы, но умудрялся отвечать так, что его ответы можно было толковать как угодно. При этом горец отнюдь не скрытничал — он всего лишь очень естественно жил в каком-то своём мире, который имел слишком мало точек пересечения с больным и суетливым миром Саракша, хорошо известным и ставшим уже привычным землянину Максиму Каммереру.
Не добавила ясности и ночёвка в селении у подножья гор, куда они прибыли вчера вечером. Десяток хижин, сложенных из дикого камня, огонь очагов, смуглокожие мужчины и женщины, ненавязчиво любопытные дети, простая еда и ночлег, аура доброжелательного гостеприимства, и всё — спустя час после того, как утром они покинули селение, Максиму казалось, что никакого посёлка и не было, и что всё это ему только приснилось.
Загадочное племя, думал Мак. Откуда они взялись, так не похожие ни на один народ Саракша? Они ведь не мутанты, жертвы ядерной войны, нет — в них дремлет что-то древнее, бережно хранимое тысячелетиями. Загадочный народ… Зато теперь я знаю, как им удалось сохранить в неприкосновенности свой мир — по этим горам (он поглядел на мрачные пики, со всех сторон обступавшие глайдер) не пройдёт никакая армия, не говоря уже о технике, да и летать здесь сможет только очень опытный пилот: вершины затянуты туманом, и врезаться в них проще простого. Интересно, как они сами здесь ходят? Или легенды говорят правду, и горцы в самом деле умеют левитировать? Да нет, вряд ли — скорее всего, они (он посмотрел на проводника) просто великолепно развиты физически и прекрасно тренированы; для них эти горы — дом родной. А вот незваным пришельцам — да, тем тут приходилось несладко.
— Скажи, почтенный, — спросил Мак у проводника, огибая очередной каменный клык, — часто ли люди долин тревожили покой людей гор?
— Такое случалось нередко, — степенно ответил горец. — По нашим ущельям шагала панцирная пехота имперцев, скакала баронская конница, по склонам гор карабкались южные варвары. Они приходили и уходили, не найдя того, что искали, и оставляли своих мёртвых на наших камнях.
— А чего же они искали?
— Золота, — спокойно пояснил горец, — и богатства вообще. Но они его не находили, потому что мы никогда не собирали богатств — у нас нет такого понятия. И они уходили ни с чем, а хищные птиц гор так отъедались мясом погибших, что не могли летать, и мы ловили их голыми руками. Отсюда и пошло имя нашего народа — Птицеловы. А танкам Империи, которые пришли позже, здесь было не пройти, они, — он посмотрел на Максима без улыбки, — не умеют того, что умеет твоя машина. До нас трудно добраться, и главное — мы сумели стать ненужными людям долин: то, чем мы владеем, не представляло для них никакой ценности — они им непонятно. Мы сами по себе — зачем ловить ладонью дым костра, если его нельзя положить в кошелёк?
Значит, это дитя дымных костров заметило необычность глайдера, подумал Максим, заметило, однако не подало виду. Он хотел было спросить напрямик «А чем же таким вы владеете?», но удержался: что-то ему подсказывало — Святой Мак не должен задавать этот вопрос.
— А последняя война, ядерная, она тоже обошла вас стороной?
— Почти. Остался Атомный Шрам, — горец махнул рукой туда, где, как знал Максим, зиял в хребте пролом, оставленный ядерным взрывом, — но горы наши велики и крепки, их трудно разрушить. Мы пересидели огненную бурю и незримую смерть в пещерах — мы жили, пока люди долин бессмысленно убивали друг друга. И мы выжили, потому что должны были выжить, чтобы свершить Предначертанное.
Опять пророчество наподобие пандейского, подумал Максим. Щедр мой обитаемый остров на древние предания — остаётся надеяться, что в горах Зартака не спит в хрустальном гробу прекрасная принцесса, которую Святой Мак должен разбудить страстным поцелуем, а заодно провести с разбуженной красавицей брачную ночь. Никаких принцесс, хватит с меня принцесс (и кёнигинь), у меня есть Рада! А если Птицеловы будут настаивать…
Он не успел додумать эту мысль — скалы раздвинулись, и за кряжистой каменной глыбой, молотом нависшей над ущельем, открылась округлая зелёная долина, точнее, горное плато, огороженное зубцами остроконечных утёсов.
— Сердце Зартака, — с оттенком благоговения произнёс проводник. — За последние три столетия сюда ни разу не ступала нога чужеземца — ни гостя, ни пленника.
Если бы это орлиное гнездо было освещено лучами закатного солнца, это было бы очень красиво, подумал Максим. К сожалению, это не Земля, это Саракш, где Мировой Свет с трудом сочится через плотную атмосферу, и где не знают дивных закатов и восходов. Здесь вообще не знают многих красивых вещей и понятий — к сожалению…
— Туда, — проводник вытянул руку, показывая направление. — Нас встречают.
* * *
Глайдер зализывал раны — квазиживой организм регенерировал шрамы, оставленные на его декоративной оболочке острыми камнями головоломного пути через горы. Отдыхай, малыш, сказал ему Максим, похлопав машину по гладкому тёплому боку, ты сегодня славно потрудился.
Куда идти, было понятно, — вверх по склону, там, где отчётливо были видны тёмные зевы пещер, горел высокий бездымный костёр, и стояли люди, десятка два, — однако Максим с Радой, соблюдая ритуал, неспешно последовали за проводником. В первобытных ритуалах есть своя польза, думал Мак, шагая за горцем, — ещё до начала разговора можно спокойно рассмотреть тех, с кем будешь говорить. Так, пока я не вижу ничего необычного — костёр, разостланные на земли шкуры (первобытная мебель), торжественность на смуглых лицах. Еда-питьё — ну, это само собой, как же без тостов и прочего. А вот это у нас, надо полагать, вождь-старейшина — седой, и держится с достоинством императора. Хм, честно-то говоря, я ожидал большего… Чего именно? Не знаю — во всяком случае, не примитивного заседания возле костра у входов в пещеры — горцы всё-таки, легендарное племя Птицеловов. Ладно, посмотрим, что будет дальше…
— Народ Зартака и я, Хранящий Память, — звучно произнёс седовласый на хорошем имперском, когда Максим с Радой приблизились к огню, — приветствуют Святого Мака и ту, что идёт с ним рядом. Люди племени Птицеловов рады, что вы приняли наше приглашение. Садитесь, гости, — он широким жестом указал на шкуры, — ваши места здесь, рядом со мной.
Максим почувствовал лёгкое разочарование — очередной мелкий первобытный царёк, рудимент давно минувших эпох, представляющий интерес лишь для космоантропологов, но не для прогрессоров. А я-то размечтался, поверил в сказку, подумал он с досадой, стараясь, однако, чтобы разочарование не слишком явственно проступило на его лице — зачем обижать хозяев? И потом, не стоит делать поспешных выводов — всё ещё только начинается.
