Генерал опустил трубку и устало потер вздувшиеся на висках вены.
Потом он тяжело поднялся из кресла, подошел к двери кабинета, выглянул в коридор, закрыл тихонько двери и запер на ключ.
Потом на цыпочках пробежал к столу, не садясь набрал номер, закрыв глаза, дождался ответа, и заговорил измененным голосом:
- Аллеууу! Это квартира Ивановых? Ах, Алексеевых! Извините. А ты Алексеев - дурак! Кто говорит? А все говорят!
Не дожидаясь ответа бросил трубку, и долго хихикал, забравшись с ногами в кресло, и с наслаждением обкусывая ногти.
А еще он яростно чесался. Весь. С особой яростью он скреб лицо, словно хотел снять с него невидимую маску...
Так продолжалось минуты три. Потом генерал успокоился и затих, уронив голову на грудь.
Со стороны казалось, что он уснул. Но это только казалось: молниеносно он выскочил из кресла и бросился к стене. Там он открыл вмонтированный в стену, за картину, сейф, набуровил в немытый, захватанный стакан водки, почти до краев, и выдул ее стоя, жадно раздувая ноздри и фыркая, как лошадь на водопое.
Простоял, замерев и опустив веки, на его белые щеки возвращалась краска. Несколько раз он втянул в себя носом воздух, хищно шевеля тонкими ноздрями. Закрыл сейф, вернулся к двери, открыл ее, сел за стол, взял карандаш и стал быстро рисовать крестики на маленьких листочках бумаги.
Спустя минут десять он оторвался от этого занятия, поднял невидящие глаза в сторону зашторенного окна и, подперев голову рукой, тихонько и плаксиво, отчаянно фальшивя, фальцетом вывел:
Во поле береза стоялаааа...
И всхлипнул...
Глава десятая
Во поле кудрявая стоялаааа!
Грохнув кулаком по столу, гаркнул капитально захмелевший Вася.
К нему, на непослушных ногах, подошел Федя, обнял его за плечи, выбросил вперед руку и красиво подтянул:
Лю - ли, лю - ли, стоялаааа!
Лю - ли, лю - ли, стояла!
Вася и Федя переглянулись между собой и заорали хором, яростно отбивая такт по столу пудовыми кулачищами, отчего вся посуда на столе пришла в движение.
Некому березу заломатииии,
Некому кудряву заломатииии
Плясало вино в голове, плясали на столе стаканы, плясали тени по стенам...
Приплясывала и гримасничала, прихлопывая в ладоши, никем не замеченная маленькая вертлявая Смерть в белом балахоне, качаясь на оранжевом абажуре....
Плясал-гремел рифленый железный пол подпрыгивающего на каждой кочке и колдобине проселочной дороги "уазика". А на полу, в такт, подпрыгивал связанный "ласточкой", то есть, когда ноги загнуты и связаны с заведенными за спину руками, перекатывался под ногами в тяжелых ботинках, следователь по особо важным делам Капустин.
Обладатели тяжелых ботинок сидели на скамейках молча, вроде и не замечая вовсе Капустина. Парни все были здоровые, в камуфляже, безо всяких знаков отличия, в одинаковых шапочках на головах, скрывавших лица, с прорезями для рта и глаз.
- Мужики, если вы - ребята Паленого, то вы попали в скверную историю, - подал голос Капустин. - Я - следователь по особо важным делам, так что вы думайте. Вы сами знаете, что будет, если вы мента кончите... Тогда кранты вам...
Четверо в камуфляже молчали безучастно, словно истуканы, глядя куда-то поверх лежащего и мимо друг друга...
Машина ухнула в очередную колдобину, выровнялась, повернула круто вправо и поплыла, притормаживая, попав на островок ровного асфальта.
И почти сразу же остановилась, разразившись нетерпеливыми резкими гудками клаксона. Послышался скрип отворяемых ворот, машина опять дернулась и плавно проехав еще метров пятьдесят, остановилась окончательно.
Открылась боковая дверь, но никто не выходил, все сидели и молча ждали кого-то, или чего-то.
Светило солнышко, пели птички, в веселой зелени утопало невысокое здание, почему-то без единого окна. От этого здания к машине колобком катился маленький опрятный толстый человек в белоснежном, тщательно отутюженном халате. За ним медленно вышагивал, значительно отставая, другой - высокий, худой, и так же в халате, таком же белом, но мятом.
- Кого привезли? - деловито осведомился Колобок, стараясь заглянуть в машину.
- Да вот, - вытянулся перед ним один из сопровождающих, выскочив из машины. - Следователя по особо важным Капустина. На основании дознания по поводу служебного несоответствия и потере оружия необходимо провести осмотр. Вот предписание и направление.
Он вытащил из машины опечатанный сургучом конверт и передал его Колобку.
Тот тщательно проверил сохранность печатей, с треском сломал их и разорвал конверт. Достал оттуда единственный лист бумаги, быстро прочитал, нахмурился, и передал бумагу высокому.
Тот тоже нахмурился, даже что-то явно нецензурное процедил сквозь зубы, потом поджег бумагу, положил ее на асфальтовую дорожку, дождался терпеливо, пока она сгорит, и тщательно растер пепел ногой, превратив его в черную пыль.
- Ну, где ваш Капустин? - спросил чем-то крайне недовольный Колобок.
- Да вон он, в машине лежит, - кивнул сопровождавший.
Колобок заглянул в машину и сразу же заворчал:
- Кто вам велел так доставлять?! Обычное медицинское обследование, зачем же было связывать, бросать на пол? Это же ваш товарищ по работе!
- Мы - что? - пожал плечами сопровождающий. - Нам - как прикажут, в таком виде мы и доставляем.
- Развяжите! - резко приказал Колобок.
- Но... - заикнулся было сопровождающий.
- Никаких но! - взорвался криком вежливый и кроткий с виду Колобок. Развяжите немедленно! Пока еще здесь я распоряжаюсь, и будьте любезны выполнять, если уж не просьбы, так хотя бы приказы.
Капустина развязали и он, с удовольствием разминая затекшие руки и ноги, выскочил из машины.
- Анатолий! - повернулся Колобок к высокому. - Пускай пациент отдышится, придет в себя, покурит, если он курит, потом приведешь его ко мне. А вы, - он повернулся к сопровождающим, - останетесь здесь и будете ждать. В вашем присутствии необходимости нет. Это приказ!
И не слушая ответа и возражений, пошел, вернее, почти побежал, семеня короткими ножками, в сторону здания без окон.
Капустин с наслаждением размялся, подышал воздухом, успокоился, покурил, после чего пошел вслед за терпеливо дожидавшимся его доктором Анатолием в то же здание, в котором скрылся Колобок.
Если не считать отсутствия окон, кабинет был совершенно обычным кабинетом врача. И осмотр был достаточно традиционен. И вопросы: чем болел, были ли сотрясения мозга, ранения и контузии, про сон, и про все такое прочее.
Капустин отвечал послушно и подробно, но явно скучая, нервно позевывая, часто поглядывая на блестящий хрустальный шар, стоявший на столе Колобка, почти что под самым носом у Капустина.
