Вячеслав Пальман - Кратер Эршота. Фантастический роман

Не удалось, однако, Пете проспать всю ночь. Хоть и добротно сделан спальный мешок и пригревают с боков меховые клубочки собак, а холод все же добирается и внутрь мешка, под одежду, холодит спину, ноги. На двадцатиградусном морозе долго не вылежишь.

«Лучше я днём на солнышке досплю», — решил Петя и вылез из мешка. Холод пробирал его все сильнее. Петя заторопился, свернул мешок, связал вещи, взял ружьё, стал на лыжи и пошёл. Пошёл вперёд, в тёмную ночь, с одним только желанием скорее согреться.

Оказывается, ночью даже лучше идти! Мороз крепко сковал подтаявший, мокрый снег. Ледяной наст легко выдерживает тяжесть. На лыжах — одно удовольствие! Они хорошо скользят и сами летят вперёд. Да и собакам веселей.

Петя скоро согрелся и приободрился.

«Туда ли я иду?» — подумал он и высек огонь, чтобы проверить дорогу по компасу. Линия движения чуть отклонялась от нужного градуса. Петя остановился, но тут же вспомнил о магнитном отклонении.

«Семь градусов… Так говорил Усков. Значит, правильно иду».

Ночью камни и обрывы выглядели совсем чёрными. Все дышало неизвестностью, было жутко. Даже собаки и те жались к ногам. Белеет, поблёскивает под звёздами снег, скрипят ремни, позвякивает котелок. Весь застывший тёмный мир чутко прислушивается к этим звукам. Жутковато…

Признаемся, что страх гнался за Петей по пятам. Петя слышал, как трепетно стучит сердце, и шёл все скорее и скорее, пока не выбился из сил. Тогда он остановился и, боясь оглянуться, прислушался. Ничего, кроме гулкого стука собственного сердца… И тут он вспомнил: вот так же шли когда-то Иванов и Сперанский… Им было куда хуже, чем ему… Петя улыбнулся, сдвинул шапку с мокрого лба на затылок, передёрнув плечами, поправил лямки вещевого мешка, спокойно пошёл вперёд и запел во все горло:

И тот, кто с песней по жизни шагает, Тот никогда и нигде не пропадёт…

Темнота сгустилась ещё больше, как это всегда бывает перед рассветом. Долина внимала песне, безмолвная и мрачная.

Кончилась ночь. На востоке, за горами и сопками посерел небосклон. На горизонте появилась светлая полоска. Она постепенно ширилась, розовела. Начинался чистый восход. Небо медленно теряло свою темно-синюю окраску. Свет накапливался, стремился вверх, гасли звезды, и нежно-красное зарево заливало небосклон все шире и шире. Вот оно захватило уже полнеба. Петя шёл прямо на восход, улыбкой приветствуя солнце. Холодное, но яркое, оно в оранжевом тумане выплыло из-за сопок, и по снегу брызнул миллион бриллиантовых искр, таких ослепительно ярких, что Петя закрыл глаза. А когда через миг он снова открыл их, уже стоял настоящий день: темнота, страх и мрак пропали бесследно, стало весело и легко.

Петя посмотрел в бинокль.

Где-то там, на повороте долины, чернел лес.

В полдень, когда снег под лыжами стал с шуршанием оседать, а с деревьев валились белые ошмётки и освобождённые ветви радостно взмывали вверх, Петя решил сделать привал. Солнце теперь уже не только светило, но и грело. Все тело налилось усталостью и истомой. Безудержно хотелось спать.

«Я имею право отдохнуть, — уговаривал себя Петя. — Я ведь полночи шёл, теперь могу полдня и отдыхать».

Петя уже хлопотал возле повалившегося сухого дерева В лесу было как-то веселей. И хотя чахлый был этот высокогорный лесок-тальник вдоль ручья: карликовые берёзки по сторонам да тонкие лиственницы с обвешанными мхом стволами, — а всё-таки лес. Где растительность, там и жизнь.

Нетрудно расчистить лыжей снег около старого дерева до самого мха, где, как бисерины, ещё висят прошлогодние ягоды брусники и зеленеют блестящие листочки брусничника. А потом навалить сухих сучьев на эту площадку и запалить весёлый костёр, чтобы пламя до неба! Пар подымается от тающего снега и подсыхающей земли. Придётся отодвинуться подальше и закрыться от сухого жара, как ни хочется настуженному телу вобрать дорогое тепло. Пусть прогорит костёр. Горячие угли нужно раскидать по площадке, а когда угольки потемнеют, накрыть тёплую землю ветками стланика или даже лиственницы, расстелить свой мешок поверх веток, забраться в него и через минуту закрыть глаза, повернуться к солнцу спиной и спать, спать, спать!

Уже засыпая, Петя увидел умильные глаза Туя. Пёс устало облизывался и счищал с носа белые пушинки. Рядом с ним сидела смирная Кава.

— Поели?.. Конечно, по мокрому снегу вам зайца-беляка догнать пара пустяков. Попробовали бы по пасту..

И уснул, не договорив фразы.

Петя проснулся, когда солнце уже село, небо с гало темнеть, а на востоке загорелась первая звезда. Повеяло бодрым морозцем. Отдохнувшему путнику было тепло, даже жарко в уютном меховом мешке. Он с хрустом потянулся и огляделся. Рядом спали собаки. Все было тихо и спокойно Но идти сразу не пришлось. Снег пропитался влагой и оседал, каждый шаг давался с трудом.

«Лучше обождать, — подумал Петя. — Теперь отдохну, а ночью, когда подморозит, пойду дальше».

Костёр загорелся. Его, должно быть, далеко было видно в темноте — красный глазок на чёрном фоне леса. Петя растопил котелок снега, заварил листья чёрной смородины, которые дал ему в дорогу Владимир Иванович, и с наслаждением напился этого «чаю», закусывая пирогами Луки Лукича.

Только около полуночи стал он на лыжи и, бросив прощальный взгляд на тлеющие угли, пошёл по долине, которая вела на юг.

Ночью редкие обитатели молчаливого нагорья снова слышали человеческую песню: это пел одинокий мальчик, быстро скользивший по узкой долине. Навострила уши лиса, повёл влажным носом заяц, на минуту подняла свои белесые, перепончатые веки меланхолическая ворона, уснувшая на ветке. Все слушали песню, а она постепенно утихала, уходила вниз по ручью, и снова все кругом становилось мертво, темно и безмолвно…

День, два, три, четыре…

На пятый день пришлось свернуть в сторону, оставив приятную долину, где можно было найти и дрова и пищу для собак: долина стала уходить на восток. А Петя шёл все на юг и на юг, прямо через невысокие сопки, через распадки, увязая в снегу, перебираясь через каменистые вершины с лыжами на плечах, скатываясь с крутых берегов неведомых речушек. Уже близко, наверное, до долины Бешеной реки, после которой останется только половина пути.

В горах не удалось идти ночами: слишком уж сложным и запутанным стал маршрут. Заблудишься ночью — и все…

Чем выше в горы, тем ниже и реже лес Но между сопками, в распадках, тайга стояла задумчивая, старая, вся в буреломах и завалах В низинах было жарче, тёплый воздух застаивался Парила оголённая земля на южных склонах, слышался весёлый звон капели с обрывов, на снегу пестрел узор из следов куропаток, глухарей и рябчиков В один из таких солнечных дней Петя Одинцов вышел на вершину гольца — как здесь называют каменистые сопки без растительности — и в радостном изумлении поднял руки далеко впереди и внизу чернела густая масса леса, а на горизонте поблёскивал так хорошо знакомый ему горный кряж. Это и была долина Бешеной реки! Вот куда он должен спуститься, вот где он сможет отдохнуть, поохотиться, чтобы с новыми силами предприняв ещё более трудный бросок на юг, к своей геологической базе, к шоссе, по которому можно проехать в Хамадан