«Кто-нибудь из дюммелевской команды», — решил про себя Симмонс и прошел мимо.
— Господин Симмонс, если не ошибаюсь? — окликнул ею незнакомец.
— С кем имею честь? — холодно поинтересовался Симмонс.
— Строганов Михаил Степанович. — Незнакомец протянул Симмонсу пригласительный билет. — Разве супруга вас не предупредила?
— Не имеет значения. — Симмонс сам не мог понять, чего он злится. — Чем могу быть полезен?
Гость колебался.
— Ну что же вы? Я тороплюсь.
— Понимаете, какое дело… В общем-то я не на бал пришел. Мне с вами поговорить нужно.
— Сегодня не получится.
— Жаль. Разговор всего минут на пять.
— Ну, если на пять минут, — Симмонс толкнул дверь в свой кабинет. — Входите. По поводу инцидента с каючниками могу вас успокоить: уже отдано распоряжение о строительстве мастерских на канале Газават возле тугая Юмалак. Сто каюков будут готовы к началу сезона.
— Думаете, это решает проблему? — Строганов чуть заметно картавил, и это почему-то раздражало Симмонса.
— А проблемы-то никакой нет. Погорельцы получат новые каюки безвозмездно. Единственное условие: три сезона отработать на наше акционерное общество. Разумеется, за соответствующую плату. Кроме того, мы выдали одежду и сапоги. Не из соображений филантропии, на обратном пути из Чарджуя каюки приходится тянуть бечевой, а в сапогах топать по берегу, согласитесь, сподручнее. У вас все?
— С каючниками — да.
— А с чем нет?
Они стояли друг против друга посреди темноватого кабинета. Жалюзи на окнах были опущены, и в комнату пробивались лишь узенькие полоски света.
Сесть Симмонс не предложил специально, чтобы не затягивать разговор.
— С заводом.
— Что вам не нравится на заводе? — резко спросил Симмоне.
— Все нравится. Работать у вас — одно удовольствие.
— Иронизируете?
— И в мыслях не держу.
— Тогда в чем дело?
— В вас.
— Во мне?!
— Да. Можете вы мне сказать, во имя чего все это делается?
«Ишь чего захотел! — мысленно усмехнулся Симмонс. — Вынь да положь. Как бы не так!»
— Могу. Во имя прибылей.
— А другие предприниматели, по-вашему, о прибылях не пекутся? Да они по четырнадцать часов в сутки заставляют людей вкалывать. А платят копейки. Не то, что вы.
— Что делают другие предприниматели, меня не касается. А мы (Симмонс специально акцентировал это «мы») считаем, что наиболее продуктивен девятичасовой рабочий день, что для работы необходимо создать все необходимые условия. Ну и платить соответственно.
— Вы — это кто? — спросил Строганов.
— Правление акционерного общества.
— И как долго это будет продолжаться?
«Хитер, — отметил про себя Симмонс. — Все наперед видит».
— По крайней мере, до тех пор, пока я состою членом правления.
— Это не ответ, — покачал головой гость.
— Другого ответа я вам дать не могу.
— Что верно, то верно, — согласился Строганов. — А жаль. Я, признаться, надеялся найти с вами общий язык.
«Напрасно надеялся, — подумал Симмонс. — С тобой свяжись, неприятностей не оберешься. И так тут на меня коситься начинают. Да если бы только коситься!.. Нет, в политику лезть — увольте. В других столетиях — пожалуйста. А там, где живу, — ни-ни!»
— Догадываюсь, что вы имеете в виду, — сказал он вслух. — К сожалению, должен вас огорчить. Политика — не мое амплуа.
— Че-пу-ха! — отчеканил Строганов. — То, что вы делаете на нашем заводе, — это уже политика. И вы это прекрасно понимаете. Впрочем, бог вам судья. Не хотите иметь с нами дела, — не надо. Когда-нибудь вы об этом пожалеете. Поклон супруге, спасибо ей за приглашение.
Он положил пригласительный билет на стол и, не прощаясь, вышел из кабинета.
Симмонс еще некоторое время перебирал в памяти детали разговора, потом махнул рукой и отправился в парк. Однако неприятный осадок не проходил, и теперь, сидя за столом, он никак не мог от него отделаться. Симмонс встряхнул головой и огляделся.
Дюммель, уже изрядно навеселе, переходил с места на место, встревал в чужие разговоры, допытывался, как нравится господам бал, без разбору лез чокаться на брудершафт.
— Алкоголик чертов! — процедил Симмонс сквозь зубы.
— Ты что-то сказал? — обернулась к нему Эльсинора.
Она была ослепительно красива в розовом бальном платье. Широкий вырез открывал покатые плечи, нежный рисунок ключиц и начало ложбинки между округлостями грудей. Золотистые волосы разметались по плечам, обрамляя удлиненное, расширяющееся к вискам лицо с огромными чуть раскосыми глазами, точеный нос с трепетными крылышками ноздрей над капризным абрисом темно-вишневых губ. «А ведь она нисколько не изменилась за те два года, что мы живем здесь, — с удивлением подумал он, вглядываясь в ее лицо. — Пожалуй, помолодела даже».
— Ты что-то хочешь сказать? — Она улыбнулась и наклонила к нему голову, так что волосы защекотали щеку.
— Н-нет. — Он с трудом подавил в себе желание отстраниться: было в ее улыбке что-то неискреннее, наигранное, фальшивое.
— Тебе нездоровится?
Он пожал плечами.
— Сам не пойму. Наверное, оттого, что не выспался.
— Давай выпьем?
— Давай, — кивнул он, взял со стола бутылку с шампанским и наполнил фужеры.
— По-русски, — усмехнулась она. — В Европе наливают чуть-чуть, на донышко.
— Пить так пить, — сказал он и вдруг ощутил волну теплой щемящей нежности и с удивлением понял, что волна эта исходит от Эльсиноры.
— Я люблю тебя, Люси, — произнес он еле слышно и покосился на соседей, но те, занятые своими разговорами, не обращали на них никакого внимания.
— Я тоже.
Теперь она уже не улыбалась, внимательно глядя на него широко раскрытыми и без того огромными глазами.
— С тобой что-то происходит, Эрнст. Но об этом потом. А сейчас выпьем. Только до дна.
— До дна так до дна.
Они чокнулись и осушили фужеры. Он взял из вазы персик, очистил от кожуры и протянул Эльсиноре.
— А ты? — спросила она.
— Я не хочу.
По ту сторону стола упитанный жизнерадостный сангвиник штабс-капитан Хорошихин доказывал своему визави управляющему Русско-азиатским банком Крафту:
— Что бы там в Европе ни трубили, а хивинский поход явился для туземцев благодеянием.
И хотя Крафт и не думал возражать, продолжал с еще большим жаром, загибая палец за пальцем:
— Рабство отменили — раз! Порядок навели — два! Деспотизм хана ограничили — три! Промышленность и торговлю развиваем — четыре!
Незагнутым остался мизинец. «Самая малость, — подумал Симмонс и усмехнулся. — Валяйте, штабс-капитан, дальше, что же вы?»
