«Какие-то они маленькие. Недозревшие что ли?» – невольно подумал мужчина и тут же расхохотался от своих глупых мыслей.
Ребятня же суматошно топталась на дороге, жужжала, тарахтела, будто рой жучков и кузнечиков. По дороге без конца и края сновали чудные существа, в мутной дымке призраками летали кособокие домишки с редкими заборами, гигантские неповоротливые птицы неуклюже взмывали в воздух, протяжно хрюкая. Дети – как назвал он их про себя – создавали свой мир, свои деревья неправильных странных форм, своих многоногих животных, свои молочные реки и компотные озера, города для имбирных человечков.
Раскрыв рот от удивления, осторожно присел на лавочку, которая каким-то необыкновенным чудом появилась из воздуха, как только он подумал о ней.
Чудеса, что проплывали сейчас по воздуху, ничем не уступали чудесам, которые сделал Творец за прошлую неделю. Чересчур пушистые коты, необыкновенно смешные коровы вперемешку с бесхвостыми крокодилами и покосившимися замками проносились мимо него ураганом, волнуя трепетные крылышки бабочки на костюме.
Дети творили! И эти разноцветные мелки – те самые, что он вчера забыл на веранде – материализовали все, о чем смели помыслить маленькие создания в своих задорных фантазиях.
– Вот что я забыл! – стукнув себя по лбу, он растянулся в счастливой улыбке. – Дети! Создатели! Маленькие творцы!
Возможно, он произнес это слишком громко, отчего ребятня, шуршащая на пару с осенней листвой, разом поднялась с колен и хором прокричала: «Чего Вам, дядя?»
Детские слова вырвали из сладкой полудремы, засасывавшей внутрь, словно старое матерое болото. Молодой профессор биологии мумией застыл у окна, уставившись на детей-первоклашек, разрисовывавших двор колледжа цветными мелками. Как он оказался в таком положении – спиной к аудитории – для него вот уже несколько секунд оставалось загадкой. Ему причудилось необычное видение, а может и воспоминание, природу которого даже он – профессор, биолог, генетик со стажем – не мог себе объяснить, продолжая молчаливо таращиться на школьный двор. Видения и образы были настолько яркими и живыми, что мысль о галлюцинациях стала лидировать в гонке вариантов, обгоняя главную конкурентку – фантазию на половину корпуса.
– Профессор! Что с Вами? – раздалось с первой парты.
– Задумался, прошу прощения, – мужчина ловко развернулся от окна, обогнул свой рабочий стол, на ходу поправил бабочку и выжидательно замер у доски, обводя группу вопросительным взглядом.
– И кто расскажет нам о генетической памяти? – он подмигнул огненно-рыжей студентке, у которой способности к генетике проявились еще на подготовительных курсах. – Может Вы, Ева?
– С удовольствием! Позвольте мел?
Он и не заметил, что все это время нервно вертел в руках крохотный кусочек мела, найденный на автобусной остановке утром.
– Конечно, – он протянул мелок, уселся на свой стул и приглушенно хлопнул в ладоши. Белая взвесь роем подпрыгнула над столом и вместе со сквозняком ускользнула в открытое окно.
В висках у профессора застучали стальные молоточки.
Над головой загорелась стеклянная стоваттная лампочка.
Дунул ветерок, и лампочка со скоростью света обратилась в грушу. Оставшись без опоры, рухнула вниз. Профессор ловко поймал утянутый гравитацией фрукт и торопливо сунул в карман пиджака.
Эта особенность обнаружилась еще в детстве. Мысли и идеи непонятным образом материализовались в одинаковые жёлтые груши. Появление лампочки в момент серьезной умственной работы говорило об одном: появилась лампочка – созрела идея. Весь мир, окрестивший «Богом в пеленках» тогда еще крохотного карапуза, сейчас уже принюхался к чуду и оставил беднягу в покое. Тем более, наука никаких разумных ответов давать не собиралась. Ибо, не могла.
«Чудо» – твердили все.
«Мелок» – подумал мужчина и, что есть силы, зажмурился. Видимо, это прикосновение к нему вызвало такую ярую бурю незнакомых образов и картин. А быть может, эти видения всего лишь старые воспоминания, затертая поколениями генетическая память, которая случайным непостижимым образом очутилась в его голове этим утром?
Ответов, к сожалению, не было заготовлено.
Профессор достал из кармана часы на золотой цепочке. Секундная стрелка суматошно носилась по кругу. Ребятня в аудитории возбужденно затарахтела. Профессор снова зажмурился и спустя пару секунд широко открыл глаза, уверовав, что мужчина с живым пирогом – совсем не фантазия сходящего с ума учителя. Груша в кармане подтверждала эту идею.
Необыкновенно сильно захотелось яблочного пирога с какао.
– До следующего урока, дети, – громко произнес он. – Ева, спасибо за прекрасный доклад!
А затем запустил руку в карман и протянул грушу раскрасневшейся от похвалы девушке.
– Это вам, Ева.
Она взяла плод. Надкусила.
7. Необратимые последствия экзотических способов лечения
Эйм открыл глаза.
– Очнулся, Америго? – участливо поинтересовался вождь ирокезов всё тем же рычащим голосом.
– Моё имя?! Но как…
– Бредил ты в беспамятстве, вот и знаю.
Протерев глаза, Эйм сел на лежанке, потряс головой, отгоняя табачные грёзы. На этом история бы и завершилась, если б путешественник, встав, не заметил кое-что боковым зрением. Вернее, кое-кого: на лежанке в окружении знакомого горьковато-сладкого дыма возлежал… он. Смежив веки, мореплаватель спал.
«Весь мир – рассказ, а люди в нём – герои», – подумалось капитану.
Эйм тронул себя за плечо, однако не смог пробудить от крепкого сна. Тогда, безразлично пожав плечами, Веспуччи вышел из вигвама.
И вот тут рассказ закончился.
Или это было только начало? Что ж, коли так, начало уже совсем другой истории.
(Осень 2013 года)
Вячеслав Лазурин
Проект «ПослеSLовие…»
Он – Крашер XIX. Он – король. У него есть корона, припаянная к черепу, есть замок, парящий среди туч. И, самое главное, у короля есть шут. Единственный поданный вот уже три тысячи лет. Прочие слуги либо умерли своей смертью, либо героически погибли, выполняя королевские капризы. Прыгнуть со стены на планету? Пожалуйста. Пожертвовать нитями своих нервов для новой мантии? Ну разумеется! А может… может еще раз разложить свой организм на атомы и распылить их вокруг, чтобы изменить состав литосферы? Ведь цвет горизонта вновь успел надоесть. Такой скучный, однотонный, блеклый…
Роботы сгорали, меняя температуру звезды, то слишком яркой, то слишком тусклой. Бесплотные дворяне, состоящие из электромагнитных полей и похожие на мерцающих призраков, полностью истощились, меняя местами полюсы планеты. Горгульи пали в бесконечных дуэлях на орбите. Один только шут продолжает служить. Верно и преданно.
