Отточенный меч вспорол зеленую мясистую массу; ло Вим тотчас же нацедил целую лужу сока агавы, обойдя надрез по кругу несколько раз. Сок быстро впитывался в тело Листа; подставив бурдюк под новую струйку, ло Вим задумчиво глядел на быстро стекленеющее пятно.
Газ выходил из полости минут десять. Когда зыбкое марево над трещиной рассеялось, бурдюк как раз наполнился вторично. Ло Вим взялся за меч, вырубая правильный ход. Листу было больно, охотник знал это, но знал он и то, что людская жизнь – всегда чья-нибудь боль. Лист простит, как прощал не раз и ло Виму, и всем людям мира, ибо без людей Листам достанет иной боли.
К вечеру ло Вим опрыскал соком все свое жилище; выждал еще час, чтобы мертвые ткани Листа окончательно затвердели, устроил себе постель из пахучих пихтовых лап и выбрался наружу, преисполненный гордости за проделанную работу. Отдраил потускневший меч, подкрепил силы мясом зубра и уселся спиной к развесистому платану, стоящему поодаль от других деревьев, созерцать звезды в просветы между ветвями, шуршащими на ветру.
Ло Вим любил звезды. Казалось, это далекие костры на небесных Листах, тех, что летают выше Солнца. Смотрит ли оттуда хоть кто-нибудь на тусклую звездочку в ином небе – костер у жилища ло Вима?
А как там клан? Как семья?
Одиночество гнетет людей, вселяя тоску и неуверенность. Ло Вим неотрывно глядел ввысь; а ветер все шелестел в кронах и это было странно и непривычно: значит, Лист действительно обгонял ветер.
Два дня ло Вим отдыхал, отъедался и залечивал рану целебными травами. Внизу тянулась бесконечная равнина – теперь Лист летел перпендикулярно ветру и все так же низко. Тушу зубра пришлось скормить соседней полости – начала портиться. Первая же охотничья вылазка завершилась вполне успешно: ло Вим подстрелил двух куропатов, причем вернул обе стрелы. Больше заняться было нечем. Он послонялся по Листу, распугивая зверье, и вернулся к жилищу. Должно быть, зубр здесь обитал лишь один, а других опасных хищников на том же Листе обыкновенно не водилось.
Еще через день ло Вим, отчаявшись узреть в небе чей-нибудь Лист, надел крылья и взмыл над своим летающим пристанищем. Боковой ветер подхватил его, вознеся к самому Солнцу; мир чернел внизу, беспокойный и меняющийся, подернутый легкой дымкой, и лишь один Лист видел ло Вим из Поднебесья – тот, где провел последние дни.
Он метался над миром, едва не теряя Лист из виду, но только равнина, Солнце и ветер разделяли его одиночество. Обессиленный, ло Вим едва дотянул до Листа вечером, не стал даже есть. Заполз в жилище, как барсук в нору, и забылся тревожным сном одиночки, отбившегося от стада.
* * *
Наутро ло Вим, злой и невыспавшийся, отправился на охоту. Куропаты так и шныряли в подлеске, подстрелить парочку ничего не стоило.
Отойдя от центра Листа, ло Вим ощутил нечто странное. Лес стал иным, нежели раньше, но уловить изменение никак не удавалось.
Стало вроде бы теплее. Ло Вим распустил верхний шнурок ворота, взял лук на изготовку…
И услышал голоса. Кто-то переговаривался за кромками. Крылья принесли на его пристанище людей!
До кромок было недалеко. Убрав лук за спину, ло Вим пополз вперед, змеей огибая стволы деревьев. Вот и первая кромка, твердый полувысохший нарост, знак близкого края. Голоса доносились из-за нее. Перевалившись через кромку, ло Вим припал к Листу как жук-джар: растопырив руки и ноги, елозил телом по глянцевитой поверхности, усеянной хвоинками и бурой трухой, отнятой ветром у кромок. Деревьев здесь почти не росло.
Вторая кромка – а голоса все еще далеки. Ло Вим скользнул за нее и замер у одинокого клена, странно наклоненного к центру Листа. Да и поверхность что-то круче к краю, чем обычно…
Получалось, что голоса звучат за третьей кромкой. Лист там, что ли? Или парят на чешуйчатых крыльях ло-охотники?
Осторожно и неторопливо, как мудрый ящер-варан, ло Вим достиг третьей и последней кромки, края парящего блюдца. Выглянул и обомлел.
Лист покоился на поверхности мира. Покинул свою извечную обитель – высоту – и опустился на каменистую твердь, которой всегда избегал!!!
Ло Вим даже приподнялся, чтобы получше разглядеть раскинувшуюся перед ним плоть равнины, близкую и оттого непривычную. Голоса враз смолкли. Теперь ло Вим увидел тех, кто говорил. Двое в черных плащах стояли на камнях, словно на Листе. И смотрели они прямо на ло Вима. Вряд ли это предвещало что-нибудь хорошее.
– Эй, гляди! Кто это там?
Незнакомцы обнажили мечи и бросились к Листу. Да только на него так просто не вскарабкаешься: третью кромку от поверхности мира отделяло добрых тридцать метров.
Однако черные плащи, похоже, придерживались другого мнения – иначе зачем такая спешка? Ло Вим решил убраться подобру-поздорову; вскочил на ноги и припустил в лес, с разгону запрыгивая на валики кромок и тут же съезжая на животе с другой стороны.
Дальше началась чертовщина. Чуть левее ло Вима вдруг сама собой открылась полость и из нее, разбрызгивая нежно-зеленый сок, вырвались незнакомцы. Даже скорее не полость, а словно бы узкий канал в теле Листа. Получалось, что они прошли сквозь Лист через глотку, а ло Вим отродясь не слыхивал о том, чтобы люди пользовались этими ходами.
– Стой, охотник!
Бежать уже не имело смысла. Ло Вим замер, взявшись за меч.
Незнакомцы приблизились. Были они невысоки, коренасты и совсем безбороды. И мечи у них отличались от обычных – подлиннее и поуже, с витыми, украшенными червлением гардами. А на запястьях красовались браслеты. Точно такие же, как и тот, что хранил род ло Вима.
Ло Вим тупо уставился на браслеты. Он-то был убежден, что владеет одним-единственным!
– Бросай меч! А то зарубим и вся недолга…
Меч ло Вим, конечно же, не бросил. Еще чего – отступают лишь трусы, а его никто не осмелился бы назвать трусом. С боевым кличем клана на устах он ринулся на преследователей.
Со звоном сшиблись мечи. Очень мешала незажившая рана. Черные плащи оказались опытными бойцами: ло Вим скоро был прижат к стволу падуба и отчаянно защищался. Меч тяжелел с каждым взмахом.
Однако и противники уставали. Один отступил, второй поминутно отирал со лба обильный пот. Наземная духота навалилась на Лист, привычный к свежим ветрам высот.
Третьего незнакомца, подкравшегося сзади, ло Вим в пылу схватки попросту не заметил. Поэтому и был сбит с ног простеньким толчком и подножкой. А потом на голову его пала тяжелая рукоять меча и ло Вим отключился.
Очнувшись, он обнаружил себя привязанным к столбу. Голова побаливала, но гораздо меньше, чем можно было ожидать.
Перед ним с полупустым бурдюком воды стоял коренастый черноволосый юноша; чуть в стороне на резном деревянном кресле восседал совершенно седой старец. Вокруг толпилось человек сорок, все одинаково приземистые, широкоплечие, все в черных плащах. Лишь старик выделялся белыми, как утренние облака, одеждами и косматой седой бородой. У остальных не было даже усов.
