Вдалеке сновали узкие, похожие на карандаш корабли черного цвета с реактивными двигателями. Они исследовали другие миры, патрулируя пространство между ними, составляли различные карты и передавали данные на базу. И конца этому движению не было видно. Денебы?
По его мнению, они были господами мироздания. Но у денебов был один недостаток: они не могли примириться с мыслью, что космос может быть поделен с цивилизацией, равной им или превосходящей.
А были и такие!
Поэтому столетиями они яростно рыскали в космосе, словно соревнуясь с кем-то. Это становилось невыносимым. Если бы они смогли отыскать источник соперничества, то положили бы ему конец.
Ломакс почувствовал особый интерес к этому последнему типу созданий.
Вполне вероятно, что среди них были индивиды с паранормальными способностями. Они ощущали себя элитой из-за того, что могли какое-то время реализовать эти способности. Некоторые могли читать мысли своих товарищей вплоть до горизонта. Некоторые могли внушить страх своим товарищам и заставить их беспрекословно подчиняться.
Несомненно, каждая группа обладала своей культурой, философией и теологией. Будучи неспособными допустить даже мысль о существовании чего-то более развитого, некоторые стали считать себя сотворенными по образу и подобию Высшего разума.
Время от времени какой-нибудь смельчак выбирался из своего убежища, бежал от привычных условий исследовать мрак космоса, как ночная бабочка бесконечно паря в ночи.
Постепенно все огромное разнообразие жизни наполнило личность Ломакса, привело в порядок всю информацию. Он увидел Рейвена и Лайну, живых и бесконечно могущественных. Вместе с ними были Чарлз и Мэвис, которых раньше он никогда не видел. Они все еще его сопровождали, помогая ему, присматривая за ним и побуждая приспособиться к окружающему. Личинки! Птицы!
«Наши птицы ожидают вашего естественного превращения! Если бы денебы смогли распознать правду при помощи кого-нибудь с проницательным мозгом, они бы методично уничтожили всех. Если какая-нибудь личинка узнает слишком много, все может быть зверски уничтожено в зародыше».
«Никогда! — заверил тот, кого он раньше знал как Рейвена. — Никогда ни один из них ничего не узнает: В каждом гнезде два разведчика, каждый живет в теле личинки, так же, как я жил в теле Дэвида Рейвена с его разрешения. Они являются стражами, но непременно по парам».
«Чтобы наблюдать, нужен всего один. Но чтобы разрушить одиночество Земли, нужны двое».
«Место, которое мы оставили, вакантно?»
«Там уже находится другая пара».
Понемногу они начали отпускать его, молча передвигаясь в бескрайних просторах, которые и были их полем деятельности. Денебы были самыми могущественными в пределах этих пузырей, но эти были еще могущественнее, так как их ничто не ограничивало. Это были сверхчувствительные создания с многими талантами, с широко раскрытыми глазами.
«Эти слабые двуногие создания, как они называют сами себя? — попытался вспомнить Ломакс. — Ах да! Человек Разумный! Некоторые из них возомнили себя Высшим разумом. В определенной степени это печально, даже трогательно».
Инстинктивно, как ребенок делает свои первые шаги или котенок выпускает когти, он задвигался, стремительно опустился вниз, чтобы разбудить своих товарищей.
Он никогда не чувствовал себя таким живым, как сейчас. Он был полон бурного ликования, потому что знал, во что превратился сам и во что превратятся маленькие личинки: ЧЕЛОВЕК ИСКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ!
Эрик Фрэнк Рассел
Бумеранг
Робот был сотворен по образу и подобию человека с потрясающей, достойной лучшего применения изобретательностью. Куда до него всем этим персонажам в любом из музеев восковых фигур! Если судить только по внешним данным, то он выглядел даже человечнее тех, кто его породил.
Возьмем, к примеру, одного из них — Шпайделя: этакий лысый тип, с заостренным черепом, жилистой шеей, орлиным носом и глазами, окаймленными красным ободком. Ни дать ни взять — живое воплощение какого-нибудь стервятника. Но в то же время он обладал проницательным, творческим, достаточно дисциплинированным умом, чтобы считаться выдающейся личностью.
Или его коллега и, так сказать, соавтор робота, Вюрмсер: неуклюжий толстяк с отвисшими щеками и брюшком. Но какой, однако, острый ум! Если он и не дотягивал до гения, то уж близок к нему был точно.
Робот, вытянувшийся как по стойке «смирно» в центре комнаты, был неопровержимым доказательством их выдающихся способностей. На вид — вылитый молодой коммерческий агент, застывший сейчас в полной неподвижности. Он был лишен каких-либо особых, выразительных черт, выглядел заурядным и банальным. Это-то и было наиболее характерным для него — все обыденно, от кожаных ботинок на каблуках до специально созданной человеческой кожи на лице и ничем не отличающихся от человеческих волос на голове.
Рост, габариты тела, черты лица — все относилось к числу наиболее распространенных. Его самое подробное описание подходило бы ко многим людям и в любом месте… как, впрочем, и было задумано. И даже его имя как нельзя лучше соответствовало его внешности. Его звали Уильям Смит.
Опершись о край стола, Шпайдель придирчиво рассматривал робота.
— В соответствии с замыслом он будет часто летать на самолетах, чтобы быстро перемещаться с одного места на другое. И это пока его слабое место. Тяжеловат.
— Укажи, как можно облегчить его оснастку, и мы начнем все с нуля, — с сарказмом парировал Вюрмсер.
— Любое изменение автоматически уменьшило бы его КПД. Ты это знаешь не хуже меня.
— Так оно и должно быть, — несколько устало заметил Вюрмсер. — Семь лет мы вкалывали, забраковали двести сорок экспериментальных моделей, прежде чем добились нужного качества! Иногда меня мучат кошмары, что все они лихо отплясывают джигу своими, сродни слоновым, ногами на моем поверженном теле.
— А мне порой снится, что мы создали такого робота, которому каждое утро необходимо даже бриться. Вот это было бы высшим мастерством. — Шпайдель посмотрел на свои карманные сверхплоские часы. — Однако Клюге опаздывает. Это на него совсем не похоже.
— Ошибаешься, вот и он, тут как тут, — воскликнул Вюрмсер.
Появился Клюге. Это был высокого роста человек, с немигающим взглядом, узкими и суровыми губами, коротко стриженный. У него была привычка щелкать каблуками при разворотах и держаться, подчеркнуто выпятив грудь.
— Итак, господа, вы закончили? — властно произнес он. — Все готово?
