— За любые методы — благодарю покорно, — сказал я. — Да и потом, мне кажется, ты в корне ошибаешься. Не те это люди, чтобы повиноваться любому приказу. Если ты даже вот этих твоих воинов не можешь заставить стрелять в людей… Здесь никто не станет делать ничего такого, чего не понимает, во что не верит.
Иеромонах негромко прогудел:
— Вера могла бы спасти. Но чтобы уверовать, человеку должно проникнуться…
— Новыми идеями люди легче всего проникаются, когда они голодны и неустроены, — задумчиво проговорил Уве-Йорген. — Это я очень хорошо помню.
— Они, насколько мы можем судить, не голодны. Изобилия нет, но на жизнь хватает.
Рыцарь выпятил губу.
— Изобилие организовать трудно, а вот голод… Хлеб имеет свойство гореть.
Иеромонах вытянул вперед свои тяжелые руки.
— А вот я тебя, — сказал он. — Этими самыми руками… И простится мне.
Он не шутил, все поняли это сразу. Ах, подумал я, наш пластичный, наш гибкий, наш дружный экипаж!
— Ладно, Никодим, — успокоительно сказал я. — Он же шутит.
— На больших дорогах этак-то шучивали, — гневно сказал инок.
Георгий молвил:
— Не знаю, зачем так много разговоров и размышлений. Все очень просто. Тех, кто захочет, — увезти. Кто не захочет — оставить. Пусть спасаются, как знают.
Он сказал это совершенно спокойно.
— Просто так — взять и оставить на гибель?
Он кивнул.
— И ты сможешь потом спокойно спать?
Он сказал:
— Если только не съем перед сном слишком много мяса.
Заря человечества, подумал я. Милая Эллада, компанейские боги. И вообще — золотой век!
— Хайль Ликург! — сказал Уве-Йорген и, сощурясь, покосился на меня.
Но сейчас мне было не до рыцаря.
— Ты не переедай, — посоветовал я спартиоту, вроде бы в шутку, хотя мне стало очень не по себе. Но обижаться на него не было смысла, а негодовать — тем более; он принес бы в жертву всех — такова была этика его времени, и хотя с тех пор его научили читать галактические карты и точно приводить машину туда, куда требовалось, иным он не стал: знание даже вершин современной науки не делает человека гуманным, и это было известно задолго до меня.
— Ладно, капитан, — сказал Уве-Йорген. — Не грусти: лучшие решения всегда приходят экспромтом. Если, конечно, сначала над ними как следует подумать.
— Погоди, — сказал я. — Я ведь не зря пропадал в лесу. Может быть, нам пригодится то, что я там видел: следы иной цивилизации. Тоже нашей, земной: потомков той же экспедиции.
— Не выжили?
— Похоже, их разгромили.
— Была война? — насторожился Георгий.
— Мы внимательно слушаем, — произнес Рыцарь.
Я рассказал им, что знал.
Выслушав, Уве-Йорген вскочил.
— Ты жаловался, что у тебя нечем поднять людей! — сказал он. — Они тут такие порядочные… Но оказывается — еще не так давно они прекрасно умели убивать! Чем это не повод, чтобы сковырнуть правительство?
— Да понимаешь ли, — сказал я и хотел объяснить, что сама мысль о свержении законного правительства мне претит, — но тут же подавился всеми своими словами.
Потому что из леса показались грибники, и Анна была среди них. Я увидел ее, и у меня перехватило дыхание, так что я сразу понял, что все мои рассуждения относительно нее — от глупости, и что даже самой строгой логикой нельзя убить любовь, так же как самой строгой логикой нельзя ее вызвать.
— Ладно, кончили, — сказал я, встал и пошел ей навстречу.
* * *
Мы встретились как ни в чем не бывало — во всяком случае, со стороны это должно было так выглядеть, но я не уверен, удалось ли мне добиться желаемого эффекта. Анна улыбнулась, но я сразу почувствовал: что-то не так. Все, может статься, вышло бы хорошо, если бы мы сумели сразу, не замедляя шага, броситься на шею друг другу, поцеловаться, прошептать на ухо какую-то бессмыслицу. Но никто из нас в первый миг не был уверен, как отнесется к этому другой, да и все глазели на нас — и мы чинно поздоровались, а момент был упущен.
— Ну как ты? — спросила она вежливо, и я ответил:
— Да все нормально, как видишь. А ты? Устала?
— Устала, — сказала она.
Мы еще постояли, потом она кивнула:
— Ну я пойду.
Я шагнул в сторону, чтобы пропустить ее, повернулся и пошел рядом: не хотелось показывать, что у нас что-то разладилось.
Около шалаша я спросил:
— Обедом накормишь?
— Да, — деловито сказала она, — в лесу много грибов. Вот, посмотри. — Она приоткрыла корзинку, висевшую у нее на локте, и я заглянул и убедился, что грибов действительно много. Мы еще постояли, затем я сказал:
— Ну тогда ладно… — повернулся и пошел к своим.
Мне надо было что-то делать, и я сказал им:
— Время еще есть. Слушай, Монах: это далеко отсюда?
— Поляна? С полчаса — если шагом.
— Пошли.
Он поднялся с земли. Уве-Йорген заявил:
— Нет, хватит шататься по лесу без охраны.
— Почетный караул не нужен, — возразил я. — Это не официальный визит.
— Не забудь, — ответил он, — что войны нам не объявляли, и мы не знаем, когда на нас нападут.
— Чего ты хочешь?
— Во-первых, пойти с вами. А во-вторых, четверо автоматчиков нам не помешают.
Мне не хотелось спорить, и я сказал:
— Ну давай.
Уве-Йорген скомандовал, и четверо мальчишек, донельзя гордых, мигом схватили свои автоматы.
— Только попроси, чтобы они ненароком не подстрелили нас, — предупредил я.
— Не беспокойся. У здешних ребят крепкие нервы.
— Это хуже всего, — сказал я. — Людей с крепкими нервами бывает труднее всего переубедить.
— Зато они легко переубеждают других, — серьезно сказал он, повесил автомат на грудь и положил на него ладони. — Ну идем?
Когда мы отошли от лагеря, я сказал:
— Ну как тебе лес? Благодать, правда?
И правда, было хорошо, если только отвлечься от наших забот. Птицы, вспугнутые нашими шагами, вспархивали и галдели наверху, какая-то четвероногая мелочь шебуршала в кустах — напуганная выстрелами, она затихла было, но теперь приободрилась.
— Я понимаю, что им не до того, — ответил Уве-Йорген, — но я назначил бы сюда хорошего лесника.
Я сначала рассердился, а потом подумал, что лесник и в самом деле не повредил бы.
Дальше шли молча. Валежник хрустел под ногами. Иеромонах что-то бурчал под нос, отыскивая оставленные им знаки.
Минут через сорок вышли на поляну.
— Добрели, — сказал Никодим. — Вот просека, а та, другая, заросла.
Мы убедились, что так оно и было.
— Теперь посередке послушайте…
Земля тут не то чтобы дрожала, но была ощутимо теплее, чем вокруг, и если прильнуть к ней ухом, можно было услышать басовитое жужжание.
