Если, конечно, можно назвать делом жизни убийство деревьев. Ну, наверное, в не меньшей степени, чем и стремление прибрать к рукам рынок пшеницы, способной в случае его расширения прокормить всех голодных, которые еще оставались на Земле и других мирах, несмотря на все заверения политиков.
Мэтьюз задумалась, продолжая сидеть за столом, потом ее взгляд снова переместился за окно к изысканно-живописным деревенским дворикам. Один, два… пять — если высунуться в окно, можно увидеть и больше.
«Черт, сколько можно считать задние дворы! — фыркнула она в сердцах. — Моя жизнь сама как задний двор».
А на что тогда смотреть? Что ей еще хочется увидеть?
Ответ оказался, как всегда, обескураживающим: ничего.
Она встала из-за стола и снова улеглась на кровать. Дела не то чтобы совсем не помогли, но совсем чуточку. Пустота никуда не делась, она осталась внутри.
Жизнь в Пристволье шла своим чередом, как будто Большое дерево, которое жнецы винили в разрушении своих домов, не было обречено на гибель. Весть о том, что работа приостановлена, еще не разнеслась по поселку, однако главной причиной отсутствия интереса был запрет полетов, введенный мэром. Посмотреть сверху на действия лесорубов никто не мог.
По сторонам огороженного маршрута воздушного тягача стояло лишь несколько любопытных, а когда Пик, направляясь к дому Катерины, крикнул им, что все начнется завтра, разошлись и они. Большинство — женщины, кое-кто с младенцем на руках. Мужская половина кооператива проводила все свое время между посевом и жатвой в наблюдении с воздуха за полями и оценкой ущерба от гроз и ураганов. Среди жнецов преобладала молодежь. Управление особо позаботилось об этом при отборе поселенцев, делая исключение лишь для особо ценных специалистов и руководителей вроде Вестермайера.
Пик адрес Катерины знал и уже предупредил ее по телефону. Она развелась не так давно, вскоре после прибытия на Прерию, и муж вернулся в общежитие холостяков, оставив, согласно правилам, их домик в ее полном распоряжении. «Пряничный» — так назвал его про себя Пик, едва ступив на вымощенную деревом дорожку, ведущую к крыльцу, где уже ждала хозяйка. На работу в столовую ей нужно было только к одиннадцати, а сейчас еще и девяти нет, времени полно. Она провела гостя в очаровательную гостиную, а затем и в спальню, не менее уютную. Слово «пряничный» так и не выходило у него из головы.
Женщины доставались Пику легко, и он считал их всех шлюхами. Обычно после одного-двух свиданий находил удобный повод и расставался без сожалений. Впрочем, с Катериной рвать пока не собирался. Первое свидание он получил после ужина в гостинице накануне вечером. Можно было с уверенностью сказать, что Пик нашел свое место в жизни еще в ранней юности.
Что касается Стронга, то отношения с Мари Мускатель он разорвал после одного из блаженных уик-эндов в ее компании, когда тот же Пик сфотографировал его тайком на пороге гостиницы на Громаде — расхристанного, с опухшей немытой физиономией и остекленевшим взглядом. С тех пор он не касался ее и не желал видеть — ни янтарных, с поволокой глаз, ни тягучей соблазнительной улыбки. С первого взгляда она привлекала, на нее хотелось смотреть всю вечность. Казалось, с ней можно разделить свои мечты. Так оно какое-то время и было — делила, даже помогала мечтать, — но потом становилась буйной и требовательной и создавала массу проблем. Да вот хотя бы эти чертовы бутылки — куда их девать? Не говоря уже о ней самой.
Сейчас Стронг томился у себя в комнате и уже начинал жалеть, что так резко порвал с Мари Мускатель. Да нет, она была бы рада возобновить отношения с ним… но, покинув ее, он отрезал что-то и от себя, словно какую-то больную часть, и теперь просто не мог начать сначала, даже если бы их пути вновь случайно пересеклись. В отношении Мари Мускатель он сам себя кастрировал.
В комнате он провел весь остаток дня. Из столовой доставили обед, затем и ужин — Мэтти принесла сама, и ему было неловко. Она молча поставила тарелки и ушла. Стронг не отрывал глаз от дерева за окном. Прошлой ночью мысли о Мэри Джейн позволили отвлечься, теперь наоборот — дерево помогало не думать о ней. Оно стало меньшим из двух зол. Все таким же страшным, но хотя бы переносимым. Мэри Джейн была здесь, и это было ужасно.
Стронг смотрел на дерево, но Мэри все равно сопротивлялась. Один раз, когда он представлял, как будет срезать верхушку, взяла и пробежала голая прямо поперек мыслей, встряхивая копной длинных черных волос, а стоило ему поднять глаза к небу, вдруг возникла на гранитном уступе над водопадом, из которого только что вынырнула. Брызги воды с ее бедер упали на лицо, и он провел по губам внезапно пересохшим языком, ощущая желание в каждой капле.
Однако по большей части на дереве удавалось сосредоточиться. Запах его листьев и аромат цветов стоял в комнате, и мысли окутывала зеленоватая атмосфера необъятной кроны. О дриаде Стронг уже не думал, теперь было ясно, что ему все показалось. А когда она все же лезла в голову, он тут же переключался на нижние ветви, похожие на торчащие вбок секвойи, — их придется валить вниз, на площадь, и там разрезать на куски, потому что с такой толщиной не справится захват даже самых больших клещей. С деревом предстоит достаточно забот и без его таинственной несуществующей обитательницы. Глядя на дерево, он то и дело замечал ее на освещенных солнцем ветвях и сразу начинал думать о секвойях, а иногда для разнообразия — о тысячных стаях птиц-хохотушек, которые вскоре лишатся последнего пристанища. Впрочем, птицы тоже мешали, расшатывали его решимость покончить с деревом, заставляли сомневаться. Какого черта ему понадобилось здесь на Прерии? Сидит в гостиничной комнатушке и таращится на несчастное дерево, против которого ничего не имеет! На кой его вообще сносить?
Когда солнце опустилось за горизонт и крону дерева, где устраивались на ночь хохотушки, окутала тьма, раздался стук в дверь. На пороге возник Синее Небо с бутылкой. Сел рядом на кровать и глотнул прямо из горлышка, не предлагая Стронгу. Почему тот весь день отсиживается у себя, даже не стал спрашивать, только заметил:
— Телевизионщики внизу в баре все гадают, куда ты подевался… Порядок — запрет сняли. Вестермайер заходил, сказал.
— Уже? Я не верил, что так скоро.
— С Управлением шутки коротки, — хмыкнул Синее Небо, — у них своя лапа в любом суде на любой планете. Мэтти велела тебе быть готовым с утра.
— Я всегда готов.
Индеец снова присосался к бутылке. Поймав в полумраке взгляд Стронга, ухмыльнулся.
— Не бойся, деревяшкой по башке не получишь. Завтра буду как стеклышко.
— А кто боится?
— Я Пьяное Небо по двум причинам. Одна фальшивая, как рождественская елка, хоть я на нее вечно ссылаюсь: потому что ненавижу быть частью того народа, который уничтожил моих предков, и делать с другими землями то же самое, что проделали с нашими. Другая причина настоящая: иначе просто совсем паршиво.
— Вот и мне, — вздохнул Стронг.
— Ну, теперь-то ты держишься, не то что раньше. А мне нужен костыль.
Стронг молчал. Неужели его все считают сильным? Трудно поверить — или костыли не видны?
Синее Небо вдруг усмехнулся.
— Мэри Джейн тоже в баре, со своим ассистентом. Почти все там, и Пик с Катериной, даже Мэтти. Вестермайер за бармена.
Стронг молча смотрел на свои руки. Сложенные на коленях, они белели в сумерках.
— Мэри Джейн про тебя не спрашивала, — продолжал индеец, — но увидеться хочет, я заметил. С двери глаз не сводит.. — Не дождавшись ответа, он встал. — Ладно, просто решил сказать тебе… Не знаю, что там между вами было, не мое дело… До завтра, Том.
— Угу.
Синее Небо ушел, а Стронг продолжал сидеть на кровати, опустив глаза. Его руки чисты, это все она. Или нет? Может, никто не виноват, так было суждено? Может, в генах заложено — ее или его.
Потом снова пришли мысли о дереве. На самом деле дерево он ощущал постоянно, просто иногда это чувство затаивалось в уголке сознания. Теперь оно снова вышло на передний план, удачно оттеснив Мэри Джейн. Стронг глубоко вдохнул терпкий растительный аромат, странный, похожий на запах женщины… а впрочем, ботаники утверждали, что это как раз женская особь.
