созданный для условий вроде Венеры. При всём том, что ещё и временной фактор съёмки определили. Так что — не подкопаешься.
Мда! Я старался больше молчать стараясь меньше концентрироваться на своих не слишком приятных ощущениях и странной обеспокоенности. Всё дело было в той самой плёнке, переданной мне функционерами ОИР. Да и эта командировка, скорая и спонтанная, не давала мне спокойно думать. Зачем понадобилось отделу Исследования и разведки рядового ксеноэколога зашвыривать в Ближайший Экстерр, только ли для того, чтоб получить ответ на вопросы, которые сами не в силах были задать? И почему именно я?..
Размышления затягивали меня в непонятные логические построения, да так, что я не заметил прекращения болтанки. Вот уже на протяжении двадцати минут было более менее спокойно и флаинг плавно скользил под облачным покровом. Заметив моё безмятежное молчание Валентин добро улыбнулся и продолжая пилотирование. Он, видимо, понимал некоторые страхи своего пассажира, почему и затеял эту трескотню. Теперь же мы молчали оба, за что я был благодарен ему.
Садились мы медленно и грузно, однако. стоило признать, что финиш — манёвр Ханбеков исполнил первоклассно. «Манта» резво закачалась на ступоходных опорах, затем притихла, и окончательно дав небольшой дифферент на корму, застыла окончательно. Из флаинга я вышел вторым, так как этого потребовал Валентин, полагаясь на предписания и принятую практику десантирования. Не слишком прислушиваясь к моим заверениям, что я, вообщем — то, достаточно неплохо разбираюсь с управлением скафандра, Ханбеков небрежно сдёрнул вниз светофильтровый щиток на моём шлеме. Затем развернувшись, занялся ручной разблокировкой двери. Прождав скорую процедуру разгерметизации салона, он первым спрыгнул наружу, в серовато — коричневую мглу.
Сказать, что открывшийся вид поверхности чужой планеты поразил меня, означало ничего не сказать. Почва выглядела выветренной до базальтового слоя пустошью, сплошь покрытой сланцевыми осколками цвета ржавчины. При каждом моём шаге будто ощущался хруст ломающихся крекеров из твёрдого иссохшего теста. Горизонт расплывался и словно колыхался в полужидком воздухе. Свет будто был приглушён, так что здесь, внизу, властвовала сумрачно — мрачная полутьма. Передвигаться же, а в особенности, дышать, было весьма не легко.
Посмотрев на Валентина, занятого выгрузкой из шлюза машины какого — то оборудования, я осведомился:
— Помочь?! — я опознавательно поднял руку.
— Нет! — яркий, серебристо — оранжевый «Сюзерен» выпрямился и указал куда — то за мою спину. — Вон там, — слова срывались в эфир медленно, будто в плотной воде. — То, о чём я говорил…
Развернувшись, я не сразу понял о чём он говорил. «Плывший» горизонт не давал чётко рассмотреть неясный образ, обозначавшийся примерно в сотне метров. Не долго размышляя, я отправился именно туда.
Старый забытый артефакт земной истории, был высотой около двух метров и состоял из основного шарообразного корпуса на округлой платформе, и прикрывался широким козырьком параболической антенны. Поражённый увиденным, я решил подойти ближе к зонду, осматривая его со всех сторон и обходя для обзора. Подойдя в плотную, я помахал приветственно рукой, потом повернулся влево, указывая на посаженный флаинг и суетящегося около него Валентина. И тут же осёкся, вспомнив, что наблюдал похожее, но совершенно с иного ракурса. Господи!..
— Валентин, — позвал я пилота. — А где здесь видеокамеры? В этой старой бочке нельзя ничего понять?.. Связи не было. И тот белый шум, который в промежуточных молчаниях наполнял эфир, отсутствовал напрочь. Меня пробрала оторопь, затем охватила паника — и в конце концов, давая громогласно в эфир свои позывные, я попытался направиться туда, откуда пришёл. Ни «Манты», ни Ханбекова, с выгружаемыми боксами, совершенно не наблюдалось. Пытаясь понять, что происходит, я менял диапазоны связи и взывал остервенело к пропавшему пилоту. Но всё оказывалось зря.
Подойдя к старому зонду спустя десятиминутного помрачения, я постарался успокоиться и дотронуться до корпуса. И только теперь мне стали заметны странные истлевшие останки ещё чего — то, находившиеся вокруг. Обрывки проводов, изогнутый металл обшивки, крупные лоскуты серебристой фольги, разбросанные в радиусе нескольких метров, уж слишком настойчиво напоминали земные технологии. Тогда, чем же было то, что я видел перед собой? Скорее всего идеальной имитацией погибшего зонда «Венера — 13». И именно тогда, когда под прикосновением перчатки древний объект стал превращаться в марево, я, наконец, вспомнил…
Это произошло ещё во время Второй экспедиции «Сапфира» к Венере. Вылет нашей группы оказался в тот день роковым. Не предназначенный для полётов в плотных атмосферных слоях «Вулкан», попав в сплошной фронт сухой грозы свалился в неуправляемый штопор и рухнул именно в том районе, откуда связисты рейдера начали получать стабильные радиосигналы непонятной кодировки. Из всех восьми человек десантной группы в выживших, на счастье ли, или из — за парадоксального невезения, остался только я. Что же должно было происходить далее, стоило лишь предполагать и надеяться на инструкции, время и собственное везение.
На всём протяжении полёта и перед самым финишем нашего десантного модуля, я находился в кресле ряда по правому борту. Спинка ложемента, в котором вальяжно разместился наш бортинженер и второй пилот, Винсент Толледи, время от времени отгибаясь било мне о плечо. От скуки, я стал язвить и подтрунивать над Винсом. Даже пришлось несколько раз постучать по нахлобученному на него гермошлему, чтоб сбить с итальянца надменный средиземноморский гонор. Он лишь отмахнулся и угрожающе показал кулак. Сплошная болтанка неимоверно трясла катер так, что казалось, что он начинал изгибаться архимедовым винтом по всему векторному дифференту. А в следующий момент ты уже ожидал, что корпус ломтями начнёт разлетаться напрочь. Потому — то, чтоб не слишком обращать внимание на всё это безумство венерианской атмосферы, нам приходилось хорохориться и травить всякого рода шутки. Тем же кто, как к примеру, Киросава, Лорка и Валаев, высаживались уже в пятый раз, и считались «прожжёнными» ветеранами, казалось, не о чем было беспокоиться. Эти ребята уже проходили капризы Венеры ещё при Первой экспедиции, успев и понять и привыкнуть к её шалостям. Для меня же это был всего лишь первый вылет в экспедиции, и третий за мою профессиональную деятельность в космофлоте. Впрочем, как и у остальных четверых десантников — новичков.
По времени наш безудержный нырок сквозь облачный покров и плотные атмосферные слои длился около минут сорока, с тряской, мощными перегрузками, обгоранием обшивки и неимоверным самообладанием. И вдруг, всё как — то сразу успокоилось. Тишина и визг сменились подозрительной тишиной. Непонятно почему, у многих из нас возникла головная боль, на которую стали тихо жаловаться почти все и сразу. Симон Киросава, как наш командир настойчиво посоветовал нам заткнуться и принять успокоительное, объяснив, что на месте давление
